Наталья была в отчаянии. Она безвыходно пыталась отогреть замерший телефон и таки согрев его, набрала конюха. Волк убежал. Девушка подошла к кобыле. Она была очень грустной и какой-то сломанной. Арабика уткнулась носом ей в плече и положила голову, пытаясь поддержать. Вдруг Калинеро задал вопрос Я забыл спосить, как тя зовут? Пегая уловила что жеребец перешел на Ты и спрсил уже второй раз ее имя. Пегая вопросительно на него посмотрела Я же уже представилась. Арабика. Ее взгляд был непонимающим и она снова уткнулась носом в Наталью.

Калин пришёл в себя через пять минут. Потом он принюхался и поскакал к людям ( на конюшню)

___________________Проход_____________

Волк уже убежал, ну а вороной конь скрылся из виду. Если бы ты помог, яб наверное зауважала тебя. Ну на нет и суда нет. -подумала Наталья. Кобыла тем временем уткнулась в девушку. Видимо Арабика понимала всю суть ситуации и всю её опасность. Тут вдали раздался глухой стук копыт. Не кованный(ая). -подумала Наташа. Девушка отвернулась и стала гладить пегую по мордахе. Вскоре сзади них послышались некие слова. Ната повернула голову и увидела перед собой конюха. Он слез с коня, и отпустив его, подошёл к Наташке. Они не долго разговаривали. Человек сразу принялся забинтовывать ногу пегой. Вскоре, закончив, он свиснул, и назвав имя коня, подозвал к себе. Жеребец прибежал. Конюх привязал Арабику чёмбуром за седло, а он недавно как раз-таки поменял порванную уздечку на недоуздок, посадил наташку в седло жеребца, а сам сел сзади. Четвёрка тронулась. - Не беспокойтесь. Он сильный как никто другой. Очень мощный конь. По слухам он был продан сюда обманным путём. Его выдавали за спортивную дорогую лошадь, но он просто хобби класс.  И никому он оказался не нужен. Два дня простаивал…. Вы сильно ушиблись? Как всё произошло? -спросил вдруг конюх. Мне не хочется об этом говорить. -сказала Наталья. Девушка ехала на коне, а Арабика шла в тёплой попне сзади, которую кстати тоже одел этот конюх. Они ехали минут 30. Вот и проход. Наташка всё ещё сидела в седле.
----Проход----

Конь отошел и стал копать снег, а потом жевать траву. Потом вдруг стал на дыбы. Арабика смотрела на него с совсем непонимающим видом Какой-то он странный.. Потом Калинеро не сказав ни слова умчался прочь. Вот это он точно странный... Вдруг послышался шум и запах дал знать что приближается лошадь. Но запах был незнаком еще кто-то?? Кобыла вывернула голову и только успела в темноте увидеть как в этот же огромный сугроб на скаку влетел большой жеребец со всадником. Арабика вскинула голову и качнулась в сторону, но не завалилась. Потом конь выскочил из снега, оба со всадником были облеплены снегом. Мужчина спешился и оставил коня в стороне. Тот не дернулся в сторону, а стоял спокойно. Арабика прижала уши и увидела что к ней направляется человек. Но кажется он хотел помочь. Он одел ей попону, она дала ему забинтовать ногу, хотя ее хвост недовольно бил ее по бокам и мышцы передергивались, нога болела. По видимому, конюх, посадил ее на жеребца и сел сзади. Они тронулись в путь на конюшню. Это значит мне придется все таки идти.. Арабика глубоко вздохнула и заметила что чомбур от недоуздка привязан к седлу что на жеребце. Она прижала уши Отлично Опустив голову, хромая и осторожно передвигая переднюю ногу она медленно зашагала, на каждом шагу ей было больно. Глянув на жеребца, она заметила что он посматривал на нее, скорее всего не зная что сказать. Арабика опустила уши и смотрела под ноги.  Я – Вихрь_Айрин. Вы поскользнулись на льду? внезапно раздался вопрос. Пегая подняла уши и посмотрела на нового знакомого Я Арабика. Спасибо за помощь, в такую темень мы бы не выбрались от сюда еще очень долго.. Да, когда перепрыгивали сугроб, при приземлении я подскользнулась на льду и завалилась.. Конь фыркнул, кобыла перевела взгляд в даль и увидела смутные огоньки. Но все как-то не радовало. Они шагали дальше и когда уже подошли к конюшне, кобыла унюхала чужой запах. На секунду остановившись, она всмотрелась в темноту, но никого не заметила и пошла дальше..
>>>проход

---тихое озеро

Импреза тихо подступила к краю обрыва. Она чувствовала присутствие Бурана рядом, но осознавала это лишь обонянием. Ни зрение, ни слух не воспринимали реальность.
Как думаешь, очень больно разбиваться о камни?
Прошептала кобыла, роняя слезы на теплый гравий.
Ее длинную гриву развевал ветер, Субару неотрывно смотрела вниз. Ее манила та неизвестность, которая наступает после смерти. Взгляд игреневой сфокусировался на дне каньона. Один шаг- и все проблемы исчезнут. Все чувства канут в лету. Больше не будет ничего. И никого.
А что? Вполне заманчиво.
Импреза подняла ногу и свесила ее в обрыв. Сердце вздрогнуло. Стало страшно. Но Субару находилась как будто под действием неведомого вещества. Тупой страх резал изнутри. Что-то глубоко в подсознании орало, срывалось в вопль, "не делай этого!".
Кобыла улыбнулась. И поставила ногу на место. Она сама подошла ближе к обрыву. Вниз полетели мелкие камешки.
Я, как эти камешки, хочу полететь вниз. Я успею почувствовать себя пегасом? Наверное.. А потом я уже не буду ничего чувствовать. Знаешь, это выход. Может я слабая, но зачем мне жить? Никто и не заметит
Импреза сделала еще шаг. Все внутри сжалось. Мелкая дрожь пронзила тело игреневой и по щекам снова покатились слезы.

Да, конечно она помнила, когда раненого Бурана принесли в КСК. Помнила, как появилась в клубе Дайтона, после встречи с электрической охранной системой клуба. Да и Импрезу нашли бессильно лежащей на территории. Кобыла помнила все, она слышала каждую историю появления лошади в конюшне. Но все равно ей казалось, что жизнь проходит мимо.
Знаешь, а у меня ведь тоже совсем нет друзей. Так, одиночные знакомства, минутное общение, от которого никакой радости.
Субару подняла глаза на жеребца и попыталась ободряюще улыбнуться ему.
Раз покончить с жизнью ей не удалось, надо было учиться жить заново. Игреневая кобыла решительно сделала шаг назад от обрыва и носом осторожно подвинула Бурана прочь от пропасти. Когда перед глазами не мелькала жуткая дыра, Себ спокойно вздохнула.
Искать друзей бесполезно. Они сами приходят в твою жизнь. И не может такого быть, чтобы за всю жизнь не встретить ни одного друга.
Субару улыбнулась, ее голос зазвучал малость бодрее.
Кобыла стала бок о бок с Бураном и дружески ткнула его носом в шею.
Я раньше жила в свое удовольствие, любила своего хозяина больше жизни. А потом все обрушилось. Хождение по диким местам не предало мне воодушевления и я нашла эту конюшню. Наверное, не случайно. Кто-то свыше так захотел.
Импреза подняла голову и как будто мысленно поблагодарила Кого-то сверху.
Моя хозяйка не понимает меня. А я не хочу понимать ее. Я чувствую, что она не тот человек, который мне нужен. Вот как ты понял, что Таня именно тот человек, которого ты ждал?
Себ посмотрела на Бурана.
Мысли уже путались. Изначальное отсутствие слов превратилось в словесный нескончаемый поток.
Я не знаю, как здесь появилась Каскада, я только поняла, что она сестра Николь. Но что я поняла точно, так это что Кес я уже люблю больше чем свою хозяйку. Каскада была напарницей по команде моего хозяина. Она видела, как я росла, она видела все то, чем я живу. И, я думаю, Петтер бы очень хотел, чтобы Каскада взяла меня к себе..
Импреза с раздражением подумала о том, что все равно придется вернуться в конюшню. А кобыла совершенно не хотела видеть ни хозяйку, ни, тем более, Шато.

Игреневая кобыла нехотя повернула уши назад. Конечно, еще до того, как Николь верхом на незнакомой рыжей появилась здесь, Субару почувствовала ее появление. А сейчас два карие глаза игреневой были устремлены прямо в глаза рыжей кобылы. Уши Импрезы слились с затылком и она недовольно гугукнула. Николь отлично смотрелась на молоденькой рыжей кобылке.
Субару, девочка моя, пойдем домой
Голос Николь звучал ласково и тихо. Он успокаивал игреневую. Кобыла обернулась на Бурана. Возможно, жеребец хотел бы побыть один. Импреза подошла к тяжу и ободряюще коснулась носом его мощной шеи. Потом вернулась к Ник.
Только не убегай, прошу тебя, не убегай!
Себка хмыкнула.
Вот еще! Делать мне больше нечего!
Кобыла хлестнула себя белым хвостом и рысцой побежала в конюшню.
---проход

Что ж, если честно, то я ожидала более зрелищного поворота событий.
С небольшим сожалением подумала Николь, глядя как силуэт игреневой кобылы удаляется в лес. Сомнений не было, Импреза пошла в конюшню. Николь почему то была в этом уверена.
Девушка перевела задумчивый взгляд на Бурана. Одинокая фигура жеребца подсвечивалась лучами заходящего солнца. Николь стало немного жаль великана. Она знала, чем была вызвана его печаль и винила себя в том, что не удержала Шато.
Девушка тихо спешилась и оставила Панночку позади. Ник подошла к Бурику и положила руку ему на спину.
Держись, красавец. Ты сильный, ты мудрый, а она- кобыла. Кобылы, так же как и все женщины, очень изменчивы, нетерпеливы и капризливы. Шел бы лучше к ней, она наверняка ждет тебя
Провев ладонью по спине тяжа, Ник вернулась к рыжей кобылке и запрыгнула в седло. Панночка, похоже, отлично ориентировалась и знала что делать. Легкой размашистой рысью Панамера побежала догонять Субару.
----конюшня

Это утро… Оно ещё долго будет сниться ему в самых приятных конскому разуму снах, но он пока ещё не знал этого. Он проснулся по своему обыкновению рано. Долго слушал, как сопит во сне сосед за стенкой, затем привычно высунулся в окно. Где-то не так близко заржала какая-то лошадь. Вихрь не мог увидеть кто это, но коня охватила радость о том, что он видит рассвет природы не один. Мир, который светится особою звездой. Мир, в котором правда. Мир, в котором боль. Жеребец медленно отступил назад от окна, пяться задом, так как ему послышался стук корма по дну его жестяной кормушки. Неловко попятившись, жеребец упёрся крупом в дверь и чуть не потерял равновесие, когда та, с тихим поскрипыванием поддалась его массивной жопе и отодвинулась. Жеребец проворно развернулся и уставился на приоткрытую дверь, потом, слегка толкнул носом и в полной мере осознал, что та не заперта. Во взгляде отразилась почти что детская радость и волнение. Ведь сейчас может сбыться его давняя мечта! Надо лишь решиться. Вихрь неуверенно, нервно копнул опилки тяжёлым копытом, подошёл и снова выглянул в окно. Этот запах, запах утра, он пленил и звал его. В голове звучало лишь дикое ржание. Ржание его предков, ржание лошадей Кавказа, вольно гуляющих по горам, пока не придёт сезон туристов. Широко раскрылись его обычно добрые глаза. Нет, он уже не добрый – он дикий.
Вихрь сделал несколько нервных кругов по деннику, а потом, резко затихнув, наконец, решился. Тихонько подошёл к двери и толкнул её носом. О, господи, пусть мне встретится какой-нибудь конюх, который остановит меня. Да какой конюх в 5 утра!
Дверь с тихим скрипом отворилась и глухо ударила об стенку соседнего денника. Жеребец осторожно вышел денника и пошёл по проходу вперёд. Он крался, низко опустив голову к самому полу. Шаги казались ему нестерпимо громкими и оглушали коня. Он весь трясся от страха и нахлынувшего волнения. Сердце сжалось в комок, и появилось странное желание лечь прямо здесь, посреди прохода на бетон и попытаться успокоить сердцебиение, пока стук сердца не стал таким громким, чтобы привлечь чьё-то внимание.
Но вот, проход кончается и впереди яркое пятно света – выход из конюшни. Двери оставляли открытыми, считая, что так конюшня лучше проветривается. Уже скоро, уже почти вышел, но на фоне света появилась тёмная фигурка зевающего конюха, который был явно удивлён. Однако, узнав в лошади Вихря, мужчина добродушно улыбнулся и протянул к нему руку с кусочком рафинада и стал ждать, пока лошадь подойдёт к нему. Он был уверен, он доверял, знал этого коня как лошадь с безупречным поведением. С Айрином никогда не было проблем. Кроме того, если лошадей переставляли, то этого жеребца конюхи часто просто брали за чёлку рукой и вели в другой денник, не утруждаясь одевать недоуздок. Так хотел поступить мужчина и сейчас. Но он не знал, что творится сейчас в душе у этого коня. Какой огонь жжёт сейчас сердце этой лошади.
Вихрь, с трудом держа себя в копытах, шёл навстречу человеку, но поравнявшись, взвился на дыбы, этим поступком заставив мужчину невольно отшатнуться от лошади. Затем, чуть осев на задние ноги, мощно оттолкнулся ими от бетона и рванул вперёд. Несколько темпов пришлись ещё по полу конюшни, отозвавшись оглушительным грохотом. 
Мда, как он мечтал о том, как он тихо взойдёт на этот холм к лесу. Как медленно, смакуя каждое движение, побредёт по лесу. Но нет, романтика была задвинута куда-то далеко. Ей уступил место страх. Страх – он ослушался. А значит, его будут бить. Жеребец, несясь со всех ног, проигнорировав «стой!», что прокричал ему в след конюх, с размаху вломился в кустарник. Затрещали сучья под копытами. Бежать было тяжело, но жеребец упрямо проламывался вперёд, пока, наконец, не выбрался на тропинку. Но и тут он не остановился, а пробежал ещё несколько миль галопом по лесной тропке. Всё это глупо. Меня поймают и накажут. Куда я бегу – в этом нет смысла. Зачем я только подался этому искушению. Надо вернуться назад.
Но, быть может, оглядевшись по сторонам, а может быть, из страха терпеть побои, жеребец медленно побрёл шагом по тропинке через лес. Глаза его, навыкате, постепенно успокаивались, добрели, лаская взглядом кучи разноцветных листьев, что ореолом окружали каждое из деревьев. На чуть размякшей от вчерашнего дождя земле слегка отпечатывались его некованые копыта, но Вихрь совсем не подумал об этом. Через некоторое время он полностью успокоился и, как мечтал, смог наслаждаться каждым моментом, каждым шагом. Уж сколько лет прошло и только сейчас он по-настоящему смог дышать полной грудью. Чуть восторженным взглядом он мерил пространство, будто пытаясь сохранить навсегда в своей памяти каждый миг своей утренней прогулки. И в один миг он понял, что ему всё равно, как сильно его ударят за такой проступок. Никакая сила не могла сравниться с силой его духа, с той победоносной силой, что ключом билась в его груди.
Глубоко вздохнув, Айрин поднялся в лёгкую неторопливую рысь. О да, эта местность – это была его стихия. Он, как и любая другая лошадь, спотыкался об выступающие корни деревьев, аккуратненько присыпанные осенней листвой, но его удивительное врождённое чувство равновесия никогда не доводило гнедого жеребца до падения.
В шелковистых волнистых прядях его гривы путалось жёлтое оперение осеннего леса, он бежал, всё стремительнее и стремительнее выбрасывая ноги вперёд, словно повинуясь какому-то, слышимому только ему одному, ритму танца. И, куда бы ни занесла его изменчивая судьба лошади на прокат, он умудрялся сохранять в себе частичку исконного национального колорита. Жеребец всегда бережно хранил свои воспоминания и сейчас, когда он был будто бы свободен и радостен, его угнетало чувство, что под копытами чужая земля, он дышит чужим воздухом и над головой не его небо. Вихрь часто размышлял о том, что умрёт не на Родине, но этого ему уже было не поправить. Лошадиная жизнь слишком зависит от людской, чтобы конь мог к чему-то стремиться, чего-то страстно желать. Многие лошади уже утратили способность к воле. Нет, не к физической воле – к воли душевной. Тысячи из них жили от кормежки до кормёжки, больше не смея мечтать. Или же, загнанные трудовыми буднями, просто тупели. Примеряя на свою шкуру людские мерки красоты, они гордились пустыми человеческими словами, похвалами. И чем больше было гордости и жалкого тщеславия, тем больше уничтожали себя потом, когда становились не нужны. 
Размашистой рысью жеребец вылетел из оков леса и остановился на холме, впиваясь горящими глазами в раскинувшийся перед ним простор. Каньоны, чужие, лишь отдалёно напоминающие его родные горы. Это была Америка, быть может, в чём-то она была хороша, но Айрин знал, что где-то там, за океаном, его родные горы намного красивее. Они для него настоящие, а это… А это будто сделано из цветного картона. Жеребец сорвался с места и, прижав уши, пустился в рискованное приключение – стал спускаться вниз с, местами гладких камней. Его копыта порой предательски соскальзывали с камня, но, как лошадь, родившаяся в горах, он был по-настоящему бесподобен. Где-то там, не так далеко, высился высоченный забор, ограждающий конный клуб, но Айрин не желал думать об этом. Вихрь полностью примерил на себя роль дикой лошади, он стал мустангом, дикой кровью, что бушевала в его теле. Несколько нетерпеливых скачков и вот, резво, будто жеребёнок, он несётся куда-то в прерии, поднимая за собой фееричный столб пыли.  Поднявшийся ветер, катал экзотичные колючки перекати-поле, один из этих шаров даже задел ногу жеребца, оставив на неё царапину. Но разве могла какая-то колючка остановить разбушевавшийся огонь, подстёгиваемый порывами ветра?
Жеребец бежал долго и быстро, чувствуя небывалую легкость в теле, будто помолодел лет на пять. Не замечал Вихрь ни пота, от которого так потемнела его шкура, ни белой пены, в которую превращался пот. Широко раскрытая пасть жадно захватывала воздух, а глаза лишь впивались в прерию, что расстилалась у его ног. Вот незадача, и не обойти ни как.  – огорчился жеребец, когда, резво взлетев на очередной небольшой холм очутился почти вплотную к забору. Повернув, Айрин не долго бежал вдоль ограды. Он перешёл в шаг и почувствовал, как тот огонь, которым горели его копыта, куда-то улетучился, уступая место небывалой тяжести. Бока тяжело вздымались, жеребец лихорадочно спотыкался, чуть тряся шеей, пытаясь стряхнуть с её прилипшую гриву. Ноги подкашивались, жеребец шёл неверно, пошатываясь. Пытаясь убежать от реальности в свою мечту, он лишь жестоко загнал самого себя. Вихрь повернул обратно, однако, зная, что всё равно ему не взобраться назад по крутому каменистому склону. Немного он шёл шагом, а затем, устало опустился на каменистую землю. Куда я иду? Зачем я иду туда? Что меня там ждёт? Пусть мне плохо сейчас, но я счастлив. Жаль, что лошади не умирают, если очень долго бегут. Я бы хотел умереть сейчас. Больше не мечтать. Не жить в обманчивом мире, радуясь тому, что должно быть мне противно. Сделав один глубокий вздох, взмыленный жеребец уронил тяжёлую голову наземь. Отбушевало лихо.

Прерывистый вздох, потом ещё один, и ещё… - Вихрь, приоткрыв до этого сомкнутые веки, провожал взглядом кроваво красный закат, где зловещее солнце медленно уползало за гряду красных неродных ему гор. Скоро будет ночь, а значит и холод. Получается, я пролежал здесь весь день, надо же – никто и не пошёл меня искать. Значит, не нужен. Значит, я останусь тут. И смогу назвать себя хоть чуть-чуть вольным. Жеребец слабо пошевелился, чувствуя, как с массивной шеи его мелкими песчинками скатывается песок. Нельзя лежать, пожалуй, нужно вставать, иначе я промёрзну до костей, оставшись на песке. Однако, несмотря на свои внутренние мысленные позывы, Айрин вставать не торопился, философски наблюдая, как природа погружается в приятный глазу полумрак.
Уши уловили невдалеке топот копыт. Гнедой жеребец сначала насторожился, а затем, безжизненно уронил тяжёлую голову наземь. Пусть подумают, что я умер. А скачущая лошадь, тем временем, приближалась – это Вихрь отчётливо слышал и чувствовал, как гулом раздаются шаги незнакомой лошади. Широко раздутые ноздри уловили запах кобылы, но, к удивлению, в воздухе не витало, ни малейших намёков на человеческий дух. Странно. Куда несётся кобыла одна под вечер? Может быть, она такая же беглянка, как и я? Ну, значит, я не одинок в своих стремлениях.
Незнакомка, оказавшись рядом с ним, немного потопталась, видимо, разглядывая лежащего жеребца. Вихрь готов был бы поклясться, что чувствовал на своём хребте, вдоль которого шла чёрная полоса, схожая с теми, что были у диких мустангов, её колкий взгляд. Всё затихло, лишь тихие дуновения ветра переносили лёгкий верхний покров песка, да слышалось тяжелое дыхание внезапно появившейся компаньонки.
Вихрь тяжело вздохнул и, приподнявшись, обернулся на незнакомку. Внезапно появившаяся кобылка оказалась среднего роста – примерно, как и сам Вихрь, интересной красивой масти – игреневой с белыми гривой и хвостом. Сложена прекрасная дама была весьма гармонична, но, несмотря на внешнюю свою крепость, явно запыхалась и, по всей очевидности, ловила удовольствие, когда дуновения осеннего ветра оглаживали её бока. Мда, незнакомка сильно заинтересовала Вихря. Ему показалось вмиг, что он среди «своих», а не в обществе высокопарных чистокровок, посмеивающихся над ним с высоты своего роста.
Кобыла хранила молчания, посматривая на него тёмными глубокими глазами, Айрин ответил ей тем же, быть может, боясь спугнуть некстати сказанным словом. Рывком поднявшись на ноги, Вихрь старательно встряхнулся, сбросив с себя, наверное, целый килограмм песка. Однако, действуя в приятных кобылам манерах, не сделал этого слишком близко к ней. Ни одной из представительниц женского пола не понравится, когда какой-то жеребец стряхивает ей на голову мусор со своей шерсти. Тише девочка, не пугайся меня.
Гнедой чувствовал неприятную скованность в плечах и лёгкую отёчность в ногах, да и, в общем, физическое состояние его оставляло желать лучшего. Слипшаяся и засохшая шерсть так же явно не прибавляла ему шика перед дамой, но Вихрь вёл себя естественно в любых ситуациях. И это вовсе не объяснялось его желанием немедленно упиться телом незнакомки – наоборот, он видел её недоверие и никое образом не хотел усугубить ситуацию.
Несколько приблизившись к кобыле, жеребец, чуть собрав мощную шею, смирно остановился, выдерживая строгую дистанцию, укрощая своё желание подойти к ней. Ведь это могло ей не понравиться.  Вихрь стоял со стороны её точёной мордочки, чтобы она могла разглядеть его, привыкнуть к его обществу. Во взгляде игреневой красавицы была слышна настороженность. Айрин, умудрённый опытом, прекрасно это видел.
Добрый вечер. – вежливо поздоровался с незнакомкой жеребец. Тон его голоса был мягким, но не заискивающим. Сочтёте меня достойным для Вашей компании?  - всё так же, в джентльменской, но весьма простой манере продолжил гнедой. Моё имя – Вихрь_Айрин. После небольшой паузы, во время которой жеребец бегло окинул игреневую собеседницу взглядом, Айрин предположил: Я вижу, вы грустны. Быть может, я подошёл не вовремя?

Что такое свобода? – Казалось бы, ответ весьма прост. Это возможность выбора, способность достигать намеченных целей. Но, пожалуй, эти определения больше подходят для людского мира, чем для лошади. Разве мог бы Вихрь выбрать себе хозяина, мог бы решить, что ему есть сегодня на обед, мог бы сам устанавливать график тренировок? – нет, люди, считая себя выше конского разума, распоряжаются судьбами самостоятельно. Для него, свобода была в другом. Свобода, это то, как ты ощущаешь себя. И дело вовсе тут не в развязности. Свобода, это когда ты можешь мечтать и разумно мыслить, тогда когда, да, твоё тело опутано ремешками и вынуждено покорно двигаться в нужном чудой воле направлении, но душа твоя, далеко отсюда. Чего Вихрь боялся всегда? – Потерять эту свободу, потерять разум, опуститься и стать просто животным без чувств с одними лишь биологическими потребностями. И в последнее время, в виду сложившихся обстоятельств, Айрин понемногу отпускал это ощущение воли. Теперь же, очутившись впервые за долгое время наедине с собой и природой, жеребец словно проснулся, широко раздутыми ноздрями, жадно, вдыхая осенний ветер. Гнедой чувствовал легкость, которую обрела его душа, конечно, потом, поймают, дадут хорошую взбучку и посадят за решётку, как всегда. Но в душе Айрин будет ещё долго и преданно хранить воспоминания этого дня. И никто, никто на этой земле не сможет отнять у него память и душу.
Меня зовут Субару Импреза. Буду рада, если Вы составите мне компанию. Совпадение, однако. У неё тоже двойное имя, как и у меня. Рада, если я составлю тебе компанию? Мда, а я всегда готов скрасить одиночество с такой очаровательной девушкой как ты. Субару говорила вполне уверенно и спокойно, что говорило о том, что кобыла настроена на положительный лад. Похоже, мне удалось добиться её расположения. Жеребец едва заметно кивнул головой, добродушно развесив уши. Нет-нет. – заторопилась вдруг Импреза, Это я должна попросить у Вас прощенья, что так бесцеремонно ворвалась сюда. Не стоит беспокойств. Напротив, вы очень скрасите моё гордое одиночество. – мягко улыбнулся жеребец, сохраняя прежнюю напряжённость в подсобранной шее. Да, среди дикой местности, расстилавшейся вокруг них, развивалась вполне светская беседа, полная вежливых излишеств и аккуратной дистанции, которую выдерживал каждый говорящий. Субару легко приняла манеру его разговора, отвечая в том же стиле, что говорило о том, что игреневая красавица вовсе не глупа. Они не хихикала, не кокетничала, как бывало, делали кобылы в подобных ситуациях. Она была проста, но именно в этом таилось что-то загадочное, что хотелось непременно разгадать.
Импреза ответила ему улыбкой, повернув свою головку в его направлении. Они стояли одиноко, оба одинаково загнавшие сами себя, оба, отчего-то сбежавшие. Вихрь переступил с ноги на ногу, сбрасывая напряжение с уставших за сегодня мышц. Вы так запыхались, быть может, за вами кто-то гонится? Я могу чем-то помочь? – вежливо предложил свою помощь Айрин, хотя помочь он смог бы мало чем. Ну ладно, если игреневая бежит от человека, Вихрь смог бы несколько задержать людей, пока та не унесётся на достаточное расстояние. Ну, а в душевных гонениях он был помочь ей, пожалуй, бессилен. Да, вероятно, было не так легко поддерживать подобный тон разговора, но они были ещё не настолько знакомы, чтобы Айрин мог предложить собеседнице разговор на «ты», более просторечный и душевный.
Солнце уже почти зашло. И что теперь, возвращаться на конюшню? Ну, уж нет, в молодости я зимовал безо всяких конюшен на горных склонах, где зимние ветра продували нас до самых костей. Закалка должна была остаться, во всяком случае, сейчас вовсе не зима и много травы под ногами, пусть пожухлой, но эта всё же еда. Айрин рассуждал практически: если никто так и не пойдёт его искать, он и не вернётся в конюшню самостоятельно. Зачем? Смысл? Это ведь это значит, что он самостоятельно, сознательно пойдёт за решетку, из-за которой ему, быть может, вряд ли представится шанс вырваться. Гнедой поступит так, как подсказывает ему разум.

Ты чем-то обеспокоена, разочарована – я вижу, чувствую это. Да, Вихрь был мечтательной натурой, лёгким, не навязчивым собеседником, способным, однако, вести разговоры и не на самые лёгкие темы и поддержать в самом тяжёлом горе. Айрин мог тонко чувствовать своего собеседника, пытаясь с головой нырнуть в круг проблем другой лошади. Ему только дай малюсенькую щелочку -  и, вот он уже просочился в неё целиком. Стоит и, как всегда, мягко по-доброму улыбается. На самом деле, редким моментом на его губах была злостная усмешка, это было настолько редко, что казалось чем-то незначительным. Как одно гнилое яблоко в целом ящике хороших, сочных, отражающих свет своими глянцевыми боками. Вихрь был из тех, кому не в тягость взять на себя чью-то проблему, помочь в её решении. И, почему-то, он никогда не действовал в корыстных целях.
Вы мне уже помогаете тем, что находитесь здесь. И я не одна. Сбежать от самой себя не так уж легко. А так хочется. Вероятно, мне надо быть благодарной судьбе за то, что я оказалась здесь не одна. Кто знает, какие мысли навеет на меня каньон в этот раз? Вихрь слушал с ярко выраженной внимательностью, чуть склонив голову набок, что придавало ему какой-то особенно загадочный вид. Глаза из-под пышной кудрявой чёлки глядели с сочувствием в смеси с какой-то твёрдостью, присущей уверенным в себе личностям. Ну что же ты, совсем дурочка. Всё пройдёт, пройдёт и боль и обида. И жизнь когда-нибудь пройдёт, она настолько коротка, что когда настанет тот час, когда станет тяжко дышать в предсмертной гонке, ты с радостью быть может, вспомнишь те моменты, когда тебе хотелось умереть.
Субару сделала небольшой вперёд и посмотрела вниз, на камни, что покатились вниз по обрыву, увлекая за собой ещё несколько «сотоварищей». Если бы эти камни были большими – быть может, была бы даже лавина. Сказать честно, у жеребца ёкнуло сердце, когда игреневая кобыла приблизилась к краю. Но сейчас было ещё рано. Пусть она подумает одна, сама с собой и расставит приоритеты. Нельзя научить чему-то кого-либо, если ученик сам того не хочет. Так же, нельзя вылечить существо, которое не желает жить. Если Субару не хочет жить, её и не заставишь. Её лишь можно уберечь на миг, попробовать предостеречь, оказать какую-то поддержку.
Вихрь заметил, как игреневая украдкой посмотрела на него, быть может, оценивая. Потом, после некоторого промедления, повернула к нему голову и улыбнулась. Жеребец легко сдвинулся с места, желая подойти ближе к ней. Сейчас он ведь стоял от неё на два корпуса назад. Вероятнее, от него ожидалось другое поведение, но Вихрь решил взять неожиданностью на этот раз.
Он не остановил своего размеренного шага даже тогда, когда нос его, бархатный, был наравне с крупом Субару. Гнедой абсолютно спокойно, не выявляя в своём поведении никаких жеребцовских наклонностей, поравнялся с лошадью, встав так же как и она – на краю обрыва. Лёгкий ветер, приносившийся куда-то оттуда – где садилось солнце, пробежался неприятных холодом по позвоночнику, напоминая о пропасти под ногами. Устлавший низину туман делал то, что было внизу похожим на бездну. Айрин стоял рядом с ней настолько близко, что мог чувствовать тепло исходящее от её стройного тела.
Лёгкий плавный жест,  и жеребец легко изогнул шею, упираясь щекой в грудь игреневой кобылы. Движение, вроде бы лёгкое, но всё же, в нём чувствовалась сила. Словно дверь денника, он стал щеколдой между землёй и обрывом. Всё пройдёт, отступит, унесётся в прошлое. Время летит очень быстро и жизнь всего одна. Он говорил, держа голову всё в том же положении. Жеребцу хотелось, чтобы она почувствовала его голос так, будто сказала эти слова сама.
Вернув свою головушку в привычное для неё положение, жеребец отступил на полшага в сторону. Это твой выбор. Разумеется. Как-то странно, он даже не заметил, как его изысканная вежливость отступила куда-то далеко, давая волю большей естественности, больше открытости чувствам, которые было уже трудно маскировать под светской беседой. Чуть позже, с мягкой улыбкой на губах, он поинтересовался: Я не слишком невежествен в своих словах? Ну, надо же было поинтересоваться, не против ли прекрасная дама общаться с ним на более дружественном и близком уровне. Почему-то Вихрю казалось, что Субару соблюдает некоторую необозримую дистанцию, осторожность. Быть может, этот мир настолько испортился, что девушки ждут подвоха, когда к ним подходит особь противоположного пола. Мда, всё чаще мне приходится видеть лишённых всякого достоинства и выдержки кхм…. трахарей. Неужели, им ничего не надо для души, для счастья. Я вот не мог бы себе представить, что мог бы думать дни на пролёт о том, чтобы упиться телом какой-нибудь кобылы. Бросаться на каждый проходящий мимо круп. Это же просто, звери какие-то. Без души, без чувств. С одной лишь потребностью. Это не личности – это просто кучка индивидов. Личность – это когда ты развит, у тебя есть чувства, стремления. Когда ты стремишься к красоте, к вдохновению. Когда ты воспитан и способен на высшие чувства. Ну а эти, они кто? Просто отдельно взятые индивиды. С шилом и детством в жопе. И, пожалуй, отсутствием мозгов. Из-за них, наверное, люди и придумали такую вещь, как кастрация. Ну, хоть меня это миновало, не попался.

Холодный ветер, несущий в своих неуловимых потоках дуновения приближающейся зимы отзывался холодком, даже легким ознобом, пробегающим по телу тысячами иголок. Так и продрогнуть недалеко. – подумалось Вихрю, устремившему взгляд куда-то вдаль, туда, откуда дули эти ветра, приносившие мелкие частички первого снега, холодными осколками касающиеся морды. Не самое, возможно, подходящее время года он выбрал для того, чтобы сбежать из конюшни, но эта кочевая жизнь быстро затягивала его в свои сети, и всё меньше ему хотелось возвратиться в четыре, пусть и тёплые, стены своего денника. Ведь его возвышенная натура страстно желала свободы, пусть он и не боролся за неё, давно запряжённый рукой человека в кожаную узду с железный трензелем. Субару казалась ему полудикой, во всяком случае, не похожей на него, более одомашненного – в её образе он видел протест сложившемуся порядку подчинения. Первоначальные выводы о её робости несколько отступили на задний план. Вихрь всё больше придерживался мнения, что буйство этой игреневой кобылы просто спит, погребённое под натиском каких-то недавних происшествий.
Шелест светлого хвоста, на момент окутавшего красивый круп слегка отвлёк жеребца от размышлений. Он чуть подёрнул шкурой, когда кончики длинные прядей задели и его по чистой случайности, так как лошади стояли близко. Ничего не говорила Импреза – молчал и Вихрь, сохраняя мягкое выражение морды, на которой не было и тени скуки. Вихрь мягко улыбнулся, когда мягкий нос кобылы коснулся его гривы. Это было, по крайней мере, приятно, но не неожиданно – жеребец вполне ожидал такого поворота событий. Согреваемый её дыханием Вихрь почувствовал себя лучше, уютнее, всё более откладывая мысль о конюшне. С такой спутницей он был бы, после всех лет проведённых у человека, согласен ночевать зимой в сугробе в тридцатиградусный мороз. Вопрос в другом, не замёрзнет ли Субару?
Кобыла отступила на шаг назад, чуть опустив голову к холодной каменистой почве, которую за последний месяц топтали, по ходу, только лошадиные копыта – ни человеческого следа, ни запаха. Это давало ещё более реалистичную пародию на реальный свободный мир. Всё относительно. Относительно конюшни, они свободны, но на самом деле находятся в плотном окружении городов.
Ты не замёрзла? - поинтересовался Вихрь, глядя на затерявшиеся в пышной гриве кобылы мелкие снежинки. Может, пора поискать место для ночлега? Я, если честно, не то чтобы хорошо ориентируюсь на этой местности.  – признался жеребец. Уж лучше сразу сообщить о своём незнании, чем самоотверженно вести очаровательную спутницу к чёрту на рога, не зная дороги. Может какая-нибудь пещера? Хотя маловероятно её найти – не так уж и много разбросано по лесам пещер, пригодных для присутствия там лошади, тем более, двух.
Ноги несколько затекли от резких перемен деятельности – то он долго бежал, то долго лежал, теперь, определённый промежуток времени стоял на твёрдом грунте. Пошли же – скоро сгустятся сумерки. – позвал Вихрь, развернувшись и сделав несколько шагов в сторону от обрыва. Обернулся, взглядом зовя её с собой. Что-то ноет правая задняя нога. К перемене погоды что ли? Наверное, завтра пойдёт снег. Эх, зима. С одной стороны, зима, как и у каждого живого существа у Вихря ассоциировалась с холодом, холодным сном, в который погружаешься до весны, с другой – это было особое поэтическое настроение и укоренившееся в его рефлексах ощущения отдыха. Ведь в молодости он, как и другие лошади не работал зимой, так как туристический сезон заканчивался, и кони вольно бродили по заснеженным склонам крутых гор.
Шелестел неподалёку лес голыми ветвями, да ветер вяло играл с опавшими листьями и гривами лошадей. Вихрь ждал ответа. Тут было одно из двух – либо она идёт, либо нет. Третьего уж не дано.
Свежо дунувший в морду ветер принёс с собой острый запах человека, нет, даже многих людей. Вскоре, встревоженному взгляду коня меж деревьев, то исчезая, то появляясь вновь, являлся резкий одинокий свет фонарей. Из гула людских голос отчётливо доносилось одно слово, вернее, имя: Вихрь.
Это ищут меня. – тихо проговорил жеребец. Нам следует расстаться, я не хочу, чтобы из-за меня ущемлялась твоя свобода. До встречи, Субару. Что бы ни случалось в твоей жизни: помни – ты прекрасна.  Айрин резко, напрягая уставшие за день мышцы, перешёл с шага на галоп, с показательным шумом проламываясь через кустарник, чтобы привлечь людское внимание. И это удалось, если следить за тем, как повернулись фонари в сторону убегающего коня. Почему он бежал? Он отводил погоню от кобылицы, что чем-то ему полюбилась. Вот и всё. Взметнув волнистыми прядями хвоста свежий летучий снег, ночной гость скрылся между голых стволом деревьев.
-------------> мелководная река

Отредактировано Вихрь_Айрин (2012-06-01 22:02)