Нельзя думать. В критических ситуациях думать вообще вредно; важно слушать своё сердце, ведь именно голос внутри тебя скажет, как поступить правильно. Ну а если  вышло наперекосяк… значит, так было нужно. Всё что ни делается, то к лучшему и если размышлять, отставив в сторону чувства, то за время своего отсутствия Маршалл уже изменился. Пожалуй, чужие ласковые руки, оплетающие некогда эту больную голову, скинули с него маску каменного равнодушия. Мужчина стал тем, кому не всё равно; стал больше замечать вокруг себя мелких деталей, чужих чувств и эмоций. Смягчилось то ожесточение, которое правило его жизнью и поступками. Маршалл не винил ни в единой грани случившегося Паолу, она осталась для него светлым ангелом, который на некоторое время позволил быть рядом. Быть может, теперь, не созерцая вживую этих белых волос, струящихся по хрупким плечам, он слишком идеализировал её.
Но сейчас перед ним стояла его женщина, его реальная женщина, которая не была воздушной фантазией, к которой он испытывал чувства истинной привязанности и любви. И она очень обижена на него, и Джилл обижена, но никогда не поздно всё исправить, попросить прощения. 
Действительно, как она теперь может ему верить после его поступка? Это сложно, ведь, несмотря на жизненные ситуации, он всё равно остаётся человеком сцены, который должен много работать, встречаться с различными людьми, уезжать в рабочие поездки. И, разумеется, любой женщине тяжело отпустить своего мужчину на такую работу, особенно, если он такой… А какой? Маршалла не назовёшь ветреным, не назовёшь ненадёжным. Скорее, окунувшись с головой в рутину обыденной жизни, он склонен искать какой-то «подзарядки» на стороне, но не может, как делают другие люди, разорваться на две части. Сейчас, с грустной улыбкой оглядываясь на то, что было, мужчина понимал, что он был слишком эгоистично настроен по отношению к Тане. Почему он не мог делать ей маленьких подарков почаще, почему не мог посвящать в свои планы и дела, а не вести свою замкнутую злобную жизнь, которая шла по накатанной годами труда колее? В его жизни словно не предполагалось ещё каких-то людей, с их чувствами и эмоциями. Он пользовался, выкачивал из окружающих чувства и эмоции, лишь потом осознавая, что слишком мало отдаёт взамен. Счастье состоит в том, чтобы отдавать; жаль, что порой мы поздно замечаем это. Но лучше, поздно, чем никогда; чем сгнить никому ненужным человеком, пустым и горьким на вкус.
Эта близость к ней, это чувство заполняющейся пустоты в его сердце, которое, кажется, с годами всё больше и больше освобождалось из каменных оков, покрытых толстой коркой льда; он был уже чуточку счастлив, хоть ожидал, что сейчас его щека ощутит звонкую и обидную пощёчину, что его отвергнут. Прикоснуться к своему родному – вот чего он хотел и чего добился.
Люди чуть отстранились друг от друга; Таня растерянно смотрела в его глаза, ища в них ответ на бушующее внутри неё негодование. Словно обжёгшись взглядом его холодно-голубых глаз, девушка вскочила на ноги и резко отошла от него. Маршалл. Уходи прямо сейчас, если это для тебя так же временно, как и тогда. Не мучай меня больше. Если это очередная забава, то я больше не хочу быть частью игры. Больше я просто не выдержу.
Девушка плакала, слёзы катились по её щекам; ему так хотелось остановить их, но он боялся. Боялся, что его слова могут прозвучать неискренне, и он лишь сделает ей больнее. Я – голос одиноко отразившись от пустых стен, на которых плясали блики воды, затих. Не хочу больше жить для себя. Я хочу жить для тебя, и Джилл, и Роксаны. Потому что вы мне дороги. Как дорога мне в другом штате Америки Хэйли, но там я нежеланный гость, так вышло, так сложилось. Хэйли помнит меня наркоманом, мою неадекватность, она… с мамой. А здесь, здесь я нормальный человек, который пытается жить нормальной жизнью. Пожав плечами, с которых медленно скатывались прохладные капли, он опустил свой взгляд на воду; мелкая рябь постепенно исчезала, уступая место стеклянному затишью. Дай мне второй шанс быть рядом.
Шагнув в сторону, к ней, Маршалл несколько нервным движением взял её за руку, осознавая наслаждения от прикосновения к этой девушке. Пустяки, правда, но он же не каменный. Не такой каменный, каким был десять лет назад, или пять, да хоть год. Хоть год отмотать назад. Кажется, что всё было вроде бы вчера. Этот Новый Год, праздник, который закончился так тускло, что в определяющей степени подтолкнуло его к поиску свежего ветра; его каменное безразличие к мнению Тани, когда Джилл впервые пересекла порог этого дома. Взять хотя бы ту ссору в машине, когда девушка призналась ему в любви, а он… а он что? Неужели он не мог выразиться погибче, помягче, соврать, в конце концов? Почему для него самопознание, раскопки в своём разуме, всегда важнее окружающей реальности? Правильно, потому что он Маршалл. Человек, который не хотел бы совершать зла, но вечно сеет вокруг себя лишь это.

Обернувшись на его слова, Таня выглядела несколько робко. Так трогательно и нежно она скользила прохладными пальцами по его ладони, будто примеряясь к его нахождению рядом. По лицу Маршалла медленно стекали капли воды, одну из них девушка поймала ласковым прикосновением.  Улыбнувшись одними только холодно-колкими глазами, мужчина опустил взгляд вниз. Как часто в нашей жизни бывают весьма серьёзные моменты, во время которых нас неудержимо тянет в смех потому что  в голову приходит  какая-то наркоманская ересь, о которой и признаться-то стыдно. Так и сейчас, отведя взгляд в сторону, Маршалл застыл взглядом на бортике бассейна, чтобы не выдать своей внутренней веселости, так внезапно втемяшившейся в мысли. Нежно, но слегка неловко, девушка обняла его шею, ответив согласием. Это значит, второй шанс мне дан?
Что он собирался сказать дочери? Да ничего, ему казалось, что все должно устроиться само собой. Ухмыльнувшись, он, приобняв Таню, сказал, глядя ей в глаза: Думаю, семейка Мэтерсов всё-таки придет к миру и согласию. Правда мы е*нутые уже на генетическом уровне.
Главное помириться с Таней, он считал, что остальное не столь важно и трудно. И знаешь  что… Эминем, насторожился, держа ухо востро. Мало ли что, женщин вообще часто называют загадками. Девушка прижалась своей щекой к лицу Маршалла, рассмеявшись своим приятным мелодичным смехом. Почему я должен смеяться? Взаимно ведь.
Таня прижалась к нему, Маршалл улыбнулся и обнял её рукой за талию. Она ничуть не изменилась, не стала, например, грубой или раздражительной; всего лишь немного устала: это отражалось на её милом и таком родном лице. Знакомая мелодия звонка, которую девушка не поменяла со времени их последней встречи, прервала их уедиенцию. Вскочив, Таня унеслась на звук как будто это отвлечение её очень обрадовало. Ревниво посмотрев ей вслед, рэпер поднял с пола полотенце, упавшее с плеч девушки. Кто там ещё важнее меня? Разговор с неведомыми Маршаллу людьми, кажется, обрадовал Таню. Сквозь стеклянную дверь мужчина видел, как она улыбалась. Сказав ему посидеть с дочерьми, Таня стремительно унеслась на  второй этаж. Спустя крайне незначительное время, она выбежала уже переодетая в другую одежду и, вылетев из дома, села в машину и уехала.
Куда это она, не знаешь? - спросил он вроде как у Джилл, впрочем, не надеясь на адекватный ответ. Развесив мокрое полотенце на спинке стела, что бы оно высохло, Маршалл пошёл переоделся в одежду, которую нашёл в Танином шкафу. Это был его же спортивный костюм, непонятно как попавший в вещи девушки. Затем зашел в манеж, где мирно посапывая, уснула Роксана. Сев на пол рядом с ней, он вглядывался в черты её маленького личика, улыбаясь, когда узнавал в ней что-то своё или Танино. Постепенно, он всё больше сползал набок, клевал носом. Так он и заснул рядом с ней. Проснулся Маршалл оттого, что маленькие пухлые ручонки пытались оторвать ему нос. Приподнявшись на локтях отец, с крайне умильным выражением лица, наблюдал за дочерью, развлекая её игрушками. А что ты у нас будешь есть? – спросил он, мягко останавливая ручки, грозящиеся оторвать ему уши. В ответ получив маленькой розовой пяткой в лоб, он решил проконсультироваться с Таней. Опыт ухода за детьми он, конечно же, имел, но лучше не пренебрегать тем, чтобы лишний раз спросить. Внимая её инструкциям, Маршалл разогрел в микроволновке бутылочку и вполне удачно справился с кормлением Роксаны.
Затем, расположившись с крохой на её игровой территории, он пытался её развеселить, предлагал её вниманию различные игрушки, но больше всего Роксане почему-то понравились его уши.

Так тепло и покойно было на этих мягких сидениях, под которыми что-то гудело и слегка подрагивало. Юта, оперевшись на край своего хирургического ошейника, рассматривала девушку. В голову ей лезло много мыслей и все непременно позитивные – это было даже странно. Собака вдруг подумала, что это всего лишь сон. Разве может быть у неё такая реальность? Она скоро проснётся от холода в каком-нибудь подвале, или, на помойке; поднимется на пораненные в недавней схватке лапы и продолжит поиск еды. Даже если это сон, я хочу, чтобы он длился подольше.
За окнами машины, освещённый фонарями, проносился город, оставались позади серые дома и яркие вывески. Наконец, они съехали на менее чищенную от снега дорогу и проехали по ней ещё чуть-чуть. Юта приподнялась и села, смотря в окно. Они ехали вдоль коттеджей, с их просторными красивыми участками. Я буду жить в собственном доме? Да это же здорово! Действительно, о таком раскладе можно было только мечтать. Собственный дом – это значит, что ей не надо будет сидеть весь день взаперти, она сможет гулять на своей собственной территории и охранять её.
Повинуясь управлению девушки, машина заехала на один из участком и остановилась. Через пару секунд большой мирно рычащий зверь внутри неё замолчал. Вынув ключи из зажигания, Таня обратилась к Юте: Добро пожаловать домой. Её голос был приветлив и мягок, но за всем этим собака уловила некоторую нервозность. Разве что-нибудь скроешь от столь проницательного животного? Хотя, сука и сама ощущала лёгкое волнение, кружившее её мысли в беспорядочном хороводе. Её новая хозяйка открыла двери из машины, и собака, чуть помедлив, слегка неуверенно выпрыгнула наружу. Перед ней был прекрасный большой и красивый дом, с большим ухоженным двором, скрывшимся под волнами мягкого снежного покрова.
На поводке Юта дошла рядом с девушкой до дома, взобралась по крыльцу. Она держалась строго рядом у ноги Тани, как хорошо обученная собака – когда-то это действительно было так. Суку немного шатало, но она достаточно крепко держалась на ногах. Идти было немного непривычно – в клинике срезали её длинные отросшие когти. Бинты неприятно стягивали кожу, но и с этим, как и с «плафоном» на голове, можно было смириться. Не успела собака как следует продрогнуть, как оказалась внутри этого дома. Войдя, она остановилась, потягивая воздух носом, навострив уши, из-за чего её широкий квадратный лоб покрылся кожными складками. Юта обернулась на Таню: та поставила пакет на пол и отстегнула карабин от кольца ошейника. Проходи, не стесняйся. Да я и не стесняюсь – проворчала собака и вразвалочку отправилась вперёд – исследовать новый дом. Казалось забавным, что у неё сейчас не было резкости и прямоты движений – её порядком заносило. Собака проследовала вперёд и остановилась на ковре в гостиной, следом пришла и Таня, объявив, что она дома. Уже по запахам, витавшим в воздухе, она поняла, что девушка живёт здесь не одна. Что же, придётся смириться с этими людьми, какими бы они не были. Юта соображала, что пожалуй эта девушка её выкинет, если она позарится оскаленной пастью на конечности её домочадцев.
Таня села на диван и вроде как, разрешила ей сесть туда же, но с диваном собака пока не торопилась. Она подошла к арке, отделяющей гостиную от кухни, оттуда послышался мужской голос. Заглянув в соседнее помещение, Юта резко шарахнулась оттуда, с глухим стуком ударившись «плафоном» об косяк. Сие действие произошло одновременно со звоном разбившейся тарелки, которую тот мужчина так неловко выпустил из рук. Чуть помедлив, она отошла к Тане, вопросительно на неё посмотрела и вскарабкалась на диван, прижимаясь к ней своим горячим шерстистым боком. Оттуда она несколько раз гавкнула своим грубым, будто металлическим голосом.

< Улицы
Идя в медленном темпе, Рек не вписывался в общую суетность шумной улицы. Люди то и дело наступали ему на лапы, но пес никак не мог выбраться из этого ужасного потока людских ног. Наконец он вынырнул в сторону, угодив на проезжую часть. Заскрипели тормоза и взвизгнули шины, чудом собаку не сбил легковой автомобиль. Загудел автобус, когда перед фарами проскочило черное инородное тело. Рек скрылся в паре, исходившем из городского люка, потом свернул в подворотню.
Успело хорошо рассветать, когда он оказался на пустынном проспекте. Здесь было изрядно светлее: никаких высоких небоскребов и обшарпанных бетонных стен. Ровный асфальт, на котором расстелилось свежее белое полотно, по обеим сторонам не слишком крупные коттеджи с ухоженными оградами. Тут было весьма тихо, даже умиротворенно. Редко по одной из полос проезжал автомобиль. Рек почти никогда не бывал в жилых кварталах, потому что дворовым псам тут решительно искать нечего. Почему сейчас его занесло суда? Стараясь идти как можно ближе к кустам, что тянулись вдоль заборов, кобель старался, чтобы его никто не заметил. Видок у него был еще тот: взъерошенная с одной стороны холка от чьих-то зубов, запекшаяся кровь за ухом, нелепо топорщившаяся шерсть где-то на крупе. Ко всему прочему еще и хромой. Такой пес мог вызывать только опасение, вдруг больной или заразный. А самому черному это было только на руку, главное, чтоб не трогал никто.
Неожиданно позади послышалось знакомое скрежетание и звук колес. Уши развернулись в сторону звука, Рек остановился и лениво обернулся, но мгновенно карие глаза широко раскрылись, завидев небольшой грузовичок отлова.
- Ух, ё! – резко сиганув с места, енвзирая на боль в лапе, он бросился в кусты. Летя вдоль забора, кобель услышал грозный лай собаки, но был слишком озабочен машиной, чтобы обращать внимание на сторожа, кем бы он не являлся. Всяко лучше подраться с псом, нежели быть усыпленным в клетке. Выпрыгнув из кустов, пес заметил открытую калитку и мигом шмыгнул на чужой участок. Резко завернув, Рек остановился, взрыхляя снег, и пригнулся, ожидая, когда мимо проедет машина по отлову бездомных собак. «И что они тут забыли, черти.» - зло фыркнул черный и глаза его вдруг обратились к дереву, де была привязана собака. Взгляд его тут же сменился. Широко уставившись на перебинтованную суку питбуля, Рек медленно свел брови, при этом рот его рассеяно раскрылся. Мимо прошел грузовик, одарив чуткие уши тарахтением мотора, но бродяга больше не обращал на все это внимания. Выпрямившись, он молча направился к дереву, к которому был привязан поводок. Зная Юту, он ожидал, что она захочет кинуться на него, поэтому возлагал на веревку большие надежды. Глумиться над ней у него не было настроения, тем более он и сам был не в лучшей форме. Подковыляв, он сел на задние лапы в метрах двух от носа шоколадной и склонил голова на бок:
- Как дела? – совершенно обыденным голосом поинтересовался черный, как-то тли заворожено, толи задумчиво смотря на суку. Вид у него был абсолютно спокойный.

Признаться, не приятно ощущать, как коты, которых ты гонял в детве по улицам, забираются внутрь тебя и настырно скребут-скребут… Ощущение отчаяния и усталоси нахлынуло не большой резкой волной; оно словно прилив утопило своими водами. Слегка похрамывая на заднюю лапу, Рек бесцельно ходил по улицам – выброшенный на берег и одержимый. Давно он не казался себе таким жалким. На протяжении месяца улица, которая казалась ему домом, отвергала его, как могла. Его свора была утрачена вместе с положением среди остальных собак. На кобеля свалили ответственность за то, что псы из другой группы тоже были упечены в клетки. Большую разборку Реку кое-как удалось выдержать, но не проходило ни одного дня, чтобы какая-нибудь собака или несколько не бросились на него. За свои многочисленные махинации он получал сполна; парочка его соратников, эдакие шавки со стажем, смогли перебраться в другие своры и с не меньшей рьяностью бросались в бой вместе с остальными. Отражая их удары или вгрызаясь в холки, Рек поражался тому, как быстро они переключились в отношении к нему. Не боялись, как прежде. Последнее, конечно из-за того, что теперь против него было больше собак. Поодиночке бы соперничать с Реком мало кто решился. Безусловно, черный кобель использовал их в своих целях и никакой привязанности не ощущал, но все же. Сия ситуация толкала Река на одно единственное решение – никаких свор. Теперь он будет работать и жить совершенно один. Когда-то в далекой молодости его научили жизни в своре, но с этого момента он будет пользоваться своими знаниями только в корыстных целях. Вы скажите, этот бродяга и так всегда жил для себя, но с наличием стаи делать это было труднее. Теперь пес независим в наивысшей мере, не нужно прогибаться и увиливать, чтобы пробраться к верхушке. Теперь, у него нет ничего, кроме тусклого купола над головой. Но это его небо. Его небо – его придел.
Что он ощущал, сидя перед этой собакой? Неизвестно. Сейчас в Реке жили чувства смешанные, инородные. Он не проклинал ее, узнав, что сука выжила, когда остальные оказались за решеткой, сбежали в свои подворотни или вовсе сгнили в овраге. Кобель никак не был связан с этими «остальными». А что же с Ютой, получается, связан? Да вряд ли.
- Как видишь. – невнятно проговорила перебинтованная собака, не скрывая своего раздражения, но отчего-то как-то зажалась, будто сдерживала какие-то другие слова.
Реквием навострил уши и чуть приподнял брови, медленно повернул голову на другой бок. Смело и настырно карие глаза разглядывали суку от кончика хвоста до лап. Бинты, казавшиеся бежевыми по сравнению с белизной снега, туго утягивали подтянутое, стройное тело, шерсть имела иной окрас нежели когда Рек видел ее в последний раз. Видимо, люди хорошенько ее вымыли, так как даже в такой хмурый зимний день, видневшаяся из под бинтов шкура отливала легкой позолотой. Ноздри пса зашевелились – запах медикаментов и чего-то еще приятного давали о себе знать. Да, бродяга действительно хорошо запомнил Юту. Их встречу черный записал в яркие моменты своей жизни, так как таких сук как она, он раньше не встречал никогда.
Поднявшись, Рек выпрямился, и не спеша прошел мимо суки, совершенно не опасаясь ее.
- Теперь с людьми, значит, дружбы водишь, - с интересом он оглядел усел, завязанный вокруг дерева; прошелся взглядом по всей длине поводка, пока не дошел до ошейника, крепившегося на шее питбуля, - Хороши хозяева. – сказал он вдруг, мгновенно посерьезнев, уставившись в затылок суки своим характерным ожесточенно спокойным взглядом из-под полуоткрытых век.

Его совершенно не волновали воспоминания о том, как  поступил по отношению к Юте, как хладнокровно подставил ее, не заботясь о дальнейшей судьбе суки. Даже выделяя ее из своего окружения, он совершил то, что надумал, без колебаний. Дворняга не считал свой поступок предательством, хотя бы потому, что не обещал Юте большой дружбы. Совесть не мучила Река тогда и не мучила сейчас. Все эти поступки, конечно, как-то характеризуют бродягу, но с этим персонажем ничего нельзя знать наверняка. Вполне возможно, что за свои восемь лет жизни кобель не познал самого себя до конца.
Больше всего его поражала реакция Юты. Может, конечно, бинты и ошейник так влияют на ее адекватное поведение, но то, что Рек не был усыпал унижениями или удостоен свирепого рычания – заставляло задуматься. Слишком не похоже на эту суку. Питбуль была собакой прямой, без лишних предрассудков, это черный понял с первых минут их знакомства. Не может быть, чтобы она так искусно скрывала свою ярость, тем более ярость – ее уязвимое место. Жаль только, что сама шоколадная принимает ее за сильную сторону.
- Тебя что-то не устраивает? – резко грубо отозвалась собака, не глядя на Река.
- Да нет, - чуть двинул головой кобель, опустив взгляд, - Только вот не думал, что ты будешь прислуживать людям.
Он говорил это снова по-житейски спокойно, делая заметный акцент на слове «ты».
Рек знал, что если бы сука хотела, а в нынешней ситуации имела силы, то непременно бы бросилась на него с клыками. Но Юта лежала смирно и ни разу не шелохнулась, пока они вели это незамысловатую и глупую, по мнению Река, беседу. Эти двое, наверное, больше могли бы друг другу сказать в тактильном контакте, уж понимайте как хотите. Впрочем, кажется, питбуль вообще не хотела никак контактировать с черным кобелем. Так бы подумал наблюдающий со стороны, но Рек видел все иначе. Нет, он пока что не начал снова копать, чтобы добраться до сокровенных мест внутри Юты, но здесь он совершенно точно знал, что сука умалчивает о чем-то. Невзирая на поступок, который совершил черный, она не прогоняла его. Но ей не все равно, это же очевидно.
Пока Рек стоял на месте, теряясь в догадках, сука вдруг произнесла его имя так тонко, что кобель даже не узнал ее голоса. «Я и забыл, что ты так умеешь.» Действительно. Махинации, которые Юта проводила со своим голосом часто сбивали кобеля с толку. Как не крути, а он ведь тоже простая псина. А любая псина тянется к нежности и ласковому голосу.
- Раз уж ты здесь. Потяни за край  ремня на моей шее, чтобы расстегнуть, мне нужно…
Перемене звучания голоса он уже не удивился ни капли. Теперь он свел брови, не поняв собаку сразу:
- Тебе нужно…? – ожидая продолжения, переспросил черный, но тут осекся; на его морде появилась улыбка, - А.
«И это все, что ты от меня хотела? Что-то не верится. Не просто так ты такая добрая, Юта.» - думало вечно недоверяющее никому существо, подходя ближе к холке питбуля. Опять же не стоит забывать, что это Рек, дворовый кобель, заделавшийся в революционеры. В такой ситуации он не мог нормально выполнить то, о чем его попросили. Встав над ней, он поставил передние лапы по обе стороны от Юты, создавая тем самым какую-то позу властвования самца над самкой.
- Ну, раз ты так вежливо меня просишь, - зубы вцепились в край ремня.
Резковато дернув в сторону Рек, наверное, причинил суке боль, но отчего-то уголок губ искривился в улыбке садиста. Вторая попытка, и ремень расслабился, расстегнувшись. Отпустив страшную для себя вещь, которую сам никогда не носил в жизни, Рек переставил лапу на одну сторону с телом и прошел вперед, при этом хитро покосившись на Юту. Остановившись у калитки, он стал смотреть в улицу, после чего развернул одно ухо назад:
- Иди, а то лопнешь ненароком.

Отредактировано Req (2013-05-02 00:59)

Проходя мимо, Юта резко толкнула пса в плечо, отчего он слегка пошатнулся и прижал уши. Проводив ее взглядом, Рек усмехнулся и вышел на дорожку, что проходила вдоль всех коттеджей. Этот жест уже был больше похож на ту Юту, которую он встретил тогда на заброшке, но так или иначе дворовый не мог не отметить перемены в суке. Теперь она стала будто сдержанней и… даже мягче. Конечно, у другой собаки и язык бы не повернулся применить это слово, но Рек видел очевидный контраст с тем, что было и тем, что есть сейчас. «Неужто поумнела? Видно хорошо тебе досталось, раз так, или…»
- Не смотри на меня. – услышал вдруг Рек ее голос.
- Больно нужно, - хмыкнул черный, разворачиваясь корпусом в сторону дома Юты. Мысли его продолжились. «Или люди так повлияли на нее? Эти паскуды умеют завоевывать доверие.» - ало-карие глаза обратились к бежевому коттеджу, презрительно прищурились. Он ненавидел людей каждой клеткой своего тела, но ему каждый день приходилось жить среди них, встречать на улицах. Никогда бы он не подумал, что гордая, сильная собака, жившая на улицах, станет сидеть на привязи. Это, конечно, сильно отталкивало Река от суки питбуля. Он не имел права считать ее за союзника, но становилось до боли неприятно, от осознания того, что Юты перешла на сторону людей. Пес, конечно, никогда не знал о прошлом этой собаки, но был уверен, что она живет на улице большую часть своей жизни и другого дома для нее нет. Он предал шоколадную, но все равно она была последней из тех, на кого бы он мог рассчитывать. Но и этот маленький светлячок погас, попав за стены людского жилища. «С какой-то стороны это тоже предательство. Мы квиты.»
Подозрительный взгляд Река отвлекся от окон дома, когда мимо прошла Юта, демонстративно не обращая на кобеля никакого внимания.
- Даже спасибо не скажешь? – приподнял брови Рек, после чего прошел к крыльцу дома. Глянув на Юту, принявшую позу садовой статуи, пес отправился за угол коттеджа. Обнюхивая разные предметы, он морщился, чувствуя запах людей. Хотя от суки тоже пахло человеком. А вообще бродяге всегда был омерзителен запах домашних собак. Да, безусловно это не аромат придорожной пыли, грязи или мусорки, но Реку и эти вещи были намного привычнее. Ему шампуни, чистота, полноценная еда и тепло всегда были чужды. Может быть, если бы такие вещи хоть когда-нибудь присутствовали в его жизни, он бы относился к домашним собакам иначе. Но кобель привык быть дикарем, живущим в улицах. Каждый день ты должен быть сильным и ты рад половинке выброшенного хот дога, а уж если попадется сухое место с крышей для ночлега – вообще комильфо.
Выходя с другой стороны дома, он ужи видел дерево и питбуля, лежащую к нему задом. Но неожиданно открылась входная дверь и Рек пригнулся, спрятавшись за невысоким кустом. Послышались шаги по каменным лестницам, а вот и человек. Он подошел к суке и весьма аккуратное, можно сказать, ювелирно застегнул на ней ошейник, что-то говоря. Рек прищурился, но глаза его широко раскрылись, когда мужчина пошел к калитке. Вскочив, он задел ветку куста и на черные голову и холку упал снег. Поздно. Выход был заперт. Реквием снова пригнулся, дожидаясь, когда человек уйдет обратно в дом, после он встал и, отряхнувшись, спешной рысью подбежал к забору и с минуту прошел его от начала до конца.
- Черт. – гневно плюнул кобель, осматривая высоту ограждения, - С участка есть только один выход? – спросил он у Юты, после чего не спеша подошел к ней, серьезно сдвинув брови.

Нуууу что ещё? -пронеслось в мыслях, когда уши уловили настойчивый знакомый голос. Болтаясь по подушке, потому что кому-то словно жизненно необходимо было его разбудить, мужчина что-то неразборчиво бормотал, вяло отбрыкиваясь. Приподняв голову, он рассеянно посмотрел на человека, нарушившего его сон. Сказать, что он не узнал, значит, о многом умолчать, потому что когда за Таней захлопнулась дверь, он в примирительном тоне сказал: отменяйте концерт, я заплачу неустойку. После этого он снова упал лицом в подушки и ближайшие несколько часов ни что его не тревожило.
Проснувшись, мужчина выполз из кровати и побрел было в душ, но на двери, прямо перед его глазами, возникла записка с подробной инструкцией того, что ему нужно сегодня сделать. Расплывшись в улыбке, Маршалл пошел-таки в душ, затем, обратил своё внимание к маленькой дочери. А затем вспомнил о собаке. Черт, её же надо вывести, собак всегда надо выводить на прогулки. В пакете, оставленном вчера девушкой у двери, Маршалл нашел новенькие ошейник и проводок. Немного помедлив, он задумчиво погладил пальцем гладкую и мягкую кожу ошейника.  Вооружившись этим, он пришёл к собаке, вальяжно расположившейся на диване. Некоторое время, пронзаемый холодным взглядом Юты, мужчина не решался подойди, но затем, театрально выдохнув, сомкнул мускулистую шею питбуля в крепкий кожаный ошейник. Пристегнув проводок, он легким рывком сдернул собаку с дивана. Его действие отозвалось глухим шлепком её тела о пол и глухим предупреждающим рычанием. Это происшествие быстро отговорило его выгуливать суку. Как говорится «себе дороже».
Выведя собаку на улицу, Маршалл привязал её к первому же дереву, растущему во дворе и, удовлетворенный своей заботой о Танином питомце, скрылся в доме. Сегодня он, помимо того, что было указано на записке, затеял грандиозную уборку, поэтому с неиссякаемой энергией носился по дому то с веником, то с мешком мусора, то с влажной тряпкой, предназначенной для пыли. Вынося мусор, он поглядывал на Юту, которая лежала в снегу, безучастная ко всему проходящему. Проходя мимо в следующий раз, мужчина кинул собаке палку, которую та сразу же принялась грызть. Ну и хорошо.
Некоторое время спустя, Маршалл вышел проведать собаку, всё-таки, ему было немного совестно зато что он выставил Юту на улицу. Увиденное повергло его в легкий шок - собака как ни в чем ни было лежала на том месте, где он ее оставил, правда, с одной лишь разницей: уже без привязи. Как? Как она его сняла? Ну вот и как ты это сделала? - без ноток недовольства в голосе спросил мужчина, осторожно наклоняясь, чтобы взять упавший наземь ошейник. Затем, он плотно застегнул его на шее собаки, на этот раз потуже. Ей, наверное, вредно двигаться с такими ранениями, перевяжу-ка я ее короче. Под недоуменный взгляд собаки, Маршалл свершил задуманное. По-хозяйски обойдя взглядом участок, мужчина заметил приоткрытую калитку. Ёлкин куст! Она же вообще свалить могла. Вот бы Таня расстроилась. На всякий случай, мужчина закрыл калитку, после чего, опять удалился в дом. 
Ближе к обеду, когда все домашние дела  были переделаны, Маршалл задумался над тем, что его Тани уже долго нет. И, пожалуй, было бы здорово  забрать девушку с конюшни, поехать развлечься. Улыбнувшись этой мысли, мужчина поднялся на второй этаж, в комнату Тани. Войдя в этот уютный маленький мир, Маршалл  обратил внимание на обстановку помещения - вчера у него не было желания разгадывать, а вот теперь, в свете дня, всё казалось каким-то одновременно новым и в то же время, родным и знакомым. Наверное, до этого бывая в этой комнате, мужчина замечал окружающее лишь поверхностно; ему это было не нужно. Неброский интерьер, мягкие тона; шторы, скрывающие за собой вид из окна, но было в этом что-то милое. Быть может, так казалось, потому что комната была давно обжита Таней; в воздухе витал её запах, а на комоде стояли рамки с фотографиями. Приблизившись к ним, Маршалл задумчиво вглядывался в моменты её жизни, запечатлённые на фото. Но ни на одной из них не было его; даже слегка обидно стало. Мужчина улыбнулся, мечтательно вздохнув – ему вспомнилось, что у них есть совместная фотография – тогда в клубе, когда он без зазрения совести повесил взгляд на пышные формы темноволосой, тогда ещё, незнакомки. Кто бы знал, что та встреча впоследствии станет одним их определяющих факторов его нынешней жизни. Я могу сам создать настроение вокруг себя, сделать рывок; правда, не будет ли это фальстартом? Пару минут раздумья, серьёзный взгляд, встретивший его из зазеркалья и, кажется, он был готов с решением. Маршалл залез в Танин шкаф и стал бесцеремонно в нём копаться, пока не выудил из него одежду, которая, по его мнению, подходила для предстоящего веселья: самые простые обтягивающие джинсы, майка с красивым глубоким вырезом, толстовка, которая должна была прикрыть обнажённые майкой плечи. Сам он тоже переоделся, впрочем, со своей внешностью он никогда особо не заморачивался: тёмные джинсы, сверху кофта примерно таких же тонов. Солидности ради надев на руку дорогие часы, и щедро облив себя не менее дорогим ароматом, мужчина подошёл к Джилл, без особого труда уговорив её посидеть с Роксаной. Покручивая на пальце ключи от машины, Маршалл зашёл в гараж и долгое время недоуменно смотрел в пустоту помещения, пока не вспомнил, что оставил машину несколько дней назад около парка. Хаха, это будет даже забавно, если с неё сняли колёса. Придётся пройтись пешком. Впрочем, погода располагала: зимнее яркое солнце слепило непривыкшие глаза, под ногами поскрипывал свежий наст снега.
Привычным движением нахлобучив на голову кепку, а сверху неё капюшон, мужчина, так привычно скрылся от окружающих его чужих глаз соседей и простых зевак. А ты, охраняй, давай – бросил он собаке, статично сидящей на привязи. Размашистым шагом, Маршалл направился в то место, где оставил свою машину.
-----------> конюшня

Лениво Юта следила слегка недоверчивым взглядом за перемещениями Река, что рыскал вдоль забора, видно в попытках найти дыру или лазейку. Хоть бы в заборе застрял – было бы забавно, особенно, после появления людей. Уж скорее с мумией. – язвительно сказал кобель, продолжая свои поиски. Впрочем, он был прав, а Юта старалась не обращать внимания на его подколы, не обижаться. Ведь всё равно в сложившейся ситуации она бессильна, и если вдруг дворняга нападёт на неё, единственным выходом будет только воззвать к помощи Маршалла.
Порыв ветра поднял в воздух ворох мелких снежинок и, размахнувшись, бросил их в морду, залепляя глаза и нос. Юта невольно содрогнулась от холода всем своим телом, покрытым короткой шоколадной шерстью, которая хоть и была красивой, но совсем не грела в условиях зимы.
Маршалл вновь оказался на пороге дома, и сука лелеяла надежду на то, что мужчина заберёт её в дом, но когда тот подошёл, собака увидела, что он собрался не проведать её, а вовсе уйти. Особенно четко её сказал об этом его запах – искусственный запах, резко бивший по чутким собачьим ноздрям и слегка круживший голову от своей концентрации. И собака не ошиблась - сказав ей сторожить дом, рэпер удалился, закрыв за собой калитку, что, наверное, весьма разочаровало Река, который весь взъерошенный выбрался из кустов.
Отчаявшись в попытках найти выход, пёс оставил свои поиски и, обернувшись на Юту, оглядел её с ног до головы. И как тебе голым пузом на холодном снегу лежится? Нормально? Нормально – грубовато ответила собака, глядя на него исподлобья. Его слова она восприняла как критику хозяев, а к этому она, как уже известно, относилась с особой злостью. Пес направился к ней, и Юта, напрягшись, чуть оскалилась, не зная, чего от него ожидать. Теперь, когда Маршалл покинул дом, она осталась окончательно беспомощной ко всему тому, что с ней сможет учинить этот кобель. Подойдя, он властно встал над ней, что вызвало в ответ бурю негативных эмоций. Оторвав локти от земли, но, не встав полностью, собака яростно зарычала: Э! А ну отвали от меня! Неловко приподнимаясь, она упёрлась спиной в его живот и грудь; это не давало ей встать. В памяти быстро всплыла недавняя ситуация, и она не хотела снова испытать на себе эту боль. Но, кажется, она никак не смогла ему противостоять; едва зубы Река схватились за край ошейника, как собака замерла. Дёргаться – себе дороже. Прищурив глаза, Юта глухо и яростно рычала; её тело мелко подрагивало: то ли от напряжения, то ли от холода. Однако пёс на удивление мягко и аккуратно потянул ошейник, поэтому его действия Юта сопроводила лишь раскатистым рычанием. Едва Рек отошёл, как собака, будто бы обмякнув, рухнула обратно в снег. Я тебя не просила, что ты лезешь ко мне. – холодно, но с какой-то едва уловимой неуверенностью в голосе проговорила сука. В дом веди – сказал он и мигом оказался на крыльце, что, разумеется, породило в собаке новую волну возмущения. Эй! Отошёл от двери! Выкарабкавшись из снега, Юта тяжело поковыляла к крыльцу, уверенная, что она должна прогнать чужую собаку. Остановившись у первой ступеньки, собака впилась в него колким, подозрительным взглядом. Я же должна не допустить его к детям, не должна пропустить его в дом. К слову, Маршалл, уходя, неплотно закрыл её – собаки легко могли проникнуть внутрь. Сука оглянулась на то место, где лежал расстёгнутый ошейник, привязанный к дереву, на этот примятый и испещрённый собачьими следами снег.
Мне надо лежать и ждать там. С другой стороны, в некоторой степени оттесняя заученные стереотипы поведения, Юта начинала мыслить, как мыслила всегда, пребывая на улице. Поколебавшись, она, с трудом взобравшись вверх по лестнице, царапнула лапой дверь, приоткрыв её и протиснувшись вперёд Река. Тише будь, тут дети – проворчала она, оглядываясь на самонавязавшегося «гостя». Две собаки одиноко стояли посреди просторной прихожей. По сравнению с улицей, здесь царили приятные глазу полутени, разбавляемые светом из занавешенных окон. Из приоткрытой практически наполовину двери тянуло холодом; развернувшись, Юта толкнула её лбом и та глухо захлопнулась, щёлкнув замком. Потянув носом, собака уловила тот самый резковатый запах, исходящий от мужчины, и медленно перевела взгляд на Река, решив следить за ним, не отводя взгляд ни на секунду.

Отредактировано Helios's Juta (2013-09-02 15:24)

Рек позволил себе съехидничать насчет её сосуществования с детьми. Впрочем, собака не ответила. Что он знает о ней, прежде чем выдвигать какие-то свои предположения о том, с кем она может жить, а с кем не может? Правильно – ничего. Быть может, Рек считает, что прекрасно знает её, угадывает, что у неё на уме. Действительно, это так - Юту чрезвычайно легко спровоцировать, а значит, легко и предсказать её дальнейшие действия. Но разве знает он её историю, знает о том, что таится в этом сердце из закалённой стали, собачьей неземной тоски и боли. Многие склонны к самоанализу, вроде, разберёшься в себе, и на душе становится легче. Но едва Юта свершала такие вроде бы полезные поползновения, как осознавала всю запутанность и нелогичность самой себя. В её душе извечно боролись две сущности; одна из них собачья, которой так долго не было выхода, другая, быть может, человеческая. Ведь живя на улице, перенеся предательство человеческого общества, собака впитывала в себя худшие качества, на которые только способны людские души. Люди, не осознавая того, сами создали оружие против себя.
Оказавшись в доме, собака напряжённо прислушивалась, стараясь определить, где находятся дети. Это было несложно: Юта быстро убедилась, что они на втором этаже. Девочки на втором этаже, не ходи туда – просто и нейтрально сказала она, глядя на гостя. С одной стороны, её сейчас грызла совесть перед хозяевами. Зачем она добровольно пустила в дом чужака, в то время как призвана наоборот оборонять своё жилище от таких. С другой стороны, это было так ново, необычно что ли. Она дома, как полноправная хозяйка и её друг? Нет, вряд ли бы Юта назвала его другом, тем более, у неё нет и не было друзей. Друзья у суки когда-то были; тогда, когда она была маленькой и беззаботной, тогда, когда её безграничная любовь и привязанность находила своё воплощение.
Тем более, друг… это слово звучит странно по отношению к нему, ровно так же странно, как и товарищ, или знакомый.
Рек встряхнулся, и с его шкуры россыпью полетели комки снега; некоторые, попали на неё. Недовольно фыркнув, собака проводила пса взглядом. Тот уверенно и даже быстро отправился на кухню, и Юта не стала ему препятствовать. Пускай уж.
Каждое движение было ей в тягость, как же хотелось уже лечь и отпустить со своего тела ноющую боль и напряжение. Собака медленно подошла к камину и легла на мягкий ворс ковра. Следя за языками пламени, хитро сплетающимися в причудливом танце, Юта положила морду на лапы, глубоко вздохнув и с этим вздохом отпуская своё напряжение. Она бы заснула, не будь здесь Река, но ответственность, что была возложена на её плечи, бодрила её. Приподнявшись на локтях, собака лежала и сначала пыталась смотреть, что делается в кухне, но затем завалилась на бок, распластавшись в тепле и уюте. Лишь её жёлтые глаза, по-прежнему бодрые и пронзительные, следили за происходящим.

Услышав глухой шлепок о пол, доносящийся с кухни, собака приподняла голову с поверхности пушистого ковра, навострив купированные уши и чуть поморщив широкий гладкий лоб. Что он там творит? Тепло, умиротворение и покой, разлившиеся по её телу широкой волной, мешали, быть может, мыслить более трезво. Если бы не это ленное нежелание подниматься на лапы, то Юта бы уже давно сходила и проинспектировала действия Река. Довольное чавканье с кухни – что-то нашёл; но как собака ни принюхивалась, всё равно не могла распознать по запаху, что там уничтожает Рек.
Наконец, он появился в арке гостиной, довольно облизываясь и фыркая, что привлекло чуть сонный взгляд собаки. Ну и наследил же он в доме. – подумала сука, глядя на ровную цепочку своих следов, ведущих от входной двери до ковра, и его, чуть петляющие, немного отличные от её отпечатков. Рек приостановился, глядя на смиренное пламя; отблески и тени скользили по его морде, создавая таинство, загадку, притягивающую внимание. Собака отвернулась, обратив свой взгляд к камину; хотя перед глазами всё ещё стоял портрет пса, с его поблёскивающими глазами, в которых плясами, отражаясь, отблески огня. Мягко ступая, сопровождая свои шаги легким клацаньем длинных когтей по полу, Рек приблизился к ней со спины, затем, лёг рядом. Разморенная теплом, Юта даже не обернулась на пса; оставалось лишь надеяться на адекватность дворняги. Собака не видела его глаз, но чувствовала на себе пристальный взгляд; ей было немного неловко за свой внешний вид, хоть она и утешала себя мыслью, что рядом с ней сидит всего лишь существо из плоти и крови, которое она временно не может устранить. Неожиданно, нос Река дотронулся до её плеча, заставив суку резко вздрогнуть. Юта приподнялась на локтях, пронзая недоверчивым взглядом чёрную дворнягу. Этот жест, как ей показалось, таил в себе опасность, ведь в любой момент эти мягкие губы могут обнажить острые клыки, которые вопьются в её мягкое тело. Но Рек продолжал; Юта впервые видела его таким. Его морда настойчиво касалась то плеча, то живота, щекоча нежные места жёсткими усами. Первая волна напряжения, сковавшего наболевшие за сегодня мышцы, прошла; Юта медленно расслаблялась, ведь ей всё-таки приятно. Зачем… ты это делаешь? – спросила собака как-то слабо и неуверенно, мягко кладя голову на ковёр, полностью опрокинувшись набок. Рек навалился на неё боком, но Юта наслаждалась его близостью, тем, что он делает. Это было так же приятно, как Танина рука, ласкающая её голову.
Что ты чувствуешь, глядя на огонь? – спросил Рек, спросил каким-то приятным голосом, в нём не было уже привычных ехидства и холодности. Обратив свой взгляд на камин, сука на какой-то момент задумалась, а затем, ответила: Я чувствую, что я там, где должна быть. Глубоко вздохнув, Юта подняла взгляд, глядя снизу на морду дворняги. А ты что чувствуешь? – решила всё-таки поддержать разговор. В её голосе не было слабости, или нежности, но в то же время, он был простым, не грубым, без ноток клокочущего рычания, вырывающегося из загрубевшего горла.
Фыркнув, Юта прижила уши и доверчиво уткнулась своей головой в плечо собаки, спрятав прикрытые жёлтые глаза в жёсткой чуть колкой шерсти.

Всё это было настолько ново и необычно для неё. Юта по своей сути, всё время жила в рамках привычки. Привычка - это обходить людей, избегать столкновения с ними, любых контактов; ожидать зажатый в руке камень или палку. Привычка вечного одиночества, отрицание любых отношений с сородичами помимо вражеских. Собака - это объект, мишень, жертва, которую она поражала всей своей силой. Среди уличных собак давно шла молва о ней и ее небывалой ярости; ведь Юта, казалось, желала выжить с лица планеты всех представителей семейства собачьих, и не давала пощады. Почему же так ее поведение на настоящий момент времени так отлично от привычного? Наверное, потому, что Рек не боялся её. Совсем. Юта ни разу не видела в его карих глазах страха, который бы мгновенно распалил её гнев, и она приложила бы максимум усилий, чтобы уничтожить его. Также не боялась её и Таня, вероятно, поэтому собака выбрала именно этого человека. Рек - сильный противник, но он далеко не так честен, как Юта. Сука никогда не увиливает, не хитрит. Хотя, быть может, это разгон для крупного обмана?
Тебе не нравится? - спросил Рек, прервав свои действия на момент вопроса. Что тут Юта могла ответить кроме того, что ей хочется ещё. Хочется и дальше ощущать на своей шкуре его ласки. Ещё она, несомненно, могла рявкнуть на него, вцепиться и всё это, пожалуй, было бы больше похоже на эту нелюдимую и строгую суку. Она была благодарна, что пёс не требовал ответа, продолжив свои ласковые прикосновения.
Рек обнюхал её живот, кое-где пережатый тугим бинтом, который словно сдерживал дыхание собаки. С фырчанием пёс выдохнул, коснувшись теплым воздухом нежной кожи; Юта слегка дернула задней лапой, прошуршав подрезанными когтями по длинному ворсу ковра - ей стало щекотно.
Вот, она прижалась к его густой шерсти своим широким лбом и носом, с гладко выбритой до самой кожи полоской, посередине которой вился тонкий шов. Через пару секунд, его голова опустилась сверху на её шею. Сложно было думать о том, что совсем недавно, меньше часа назад, этот же пёс причинял ей боль, задевал за живое колкими словами. Да Юта и не хотела об этом думать, и не думала. Этой собаке сложно было быть предусмотрительной, она предпочитала жить сегодняшним днем, не загадывая ничего на будущее. 
Я существую отдельно от большинства своих чувств. Я не могу понять, как это получается. Я даже не могу понять, кто их испытывает. Впрочем, кто этот я в начале каждого из трех предложений? Рек заговорил, странно и путано, проводя мордой по её шее и щеке. Сука, вернув голову в привычное положение, старалась слушать внимательно, но всё равно не поняла смысла сказанных псом слов. Как это кто? Ты, это ты. - она говорила рассуждая, покачивая головой в такт своими словам. Всё-таки не хотелось казаться совсем уж дурехой.
На дух не переношу людей, но... Юта вскинула голову, столкнувшись с кобелем взглядом. Что? Четко и ровно произнесла она. Ты опять скажешь какую-нибудь гадость, мне не нравится это слушать, я чувствую злость. Я рад, что ты нашла дом. Юта опустила глаза в пол, застланый мягким ковром, на котором так приятно лежать - уж точно приятнее, чем на любой ночлежке, какой бы сухой она не была.
Юта и сама до конца не осознала тот факт, что она дома, что этот ветер, морозный и резкий больше не потревожит её тонкую шкуру. Что ей больше не придется драться за еду, добывать её каждый день. Неужели, всё это остается в прошлом, постепенно истершись из памяти? Об этом собака не думала, она ведь никогда не загадывает на будущее. Я тоже. Рада. - сказала она, но в голосе её читалась непонятная грусть. В голове суки завертелись воспоминания, те, которые лежали в самых дальних закромах её памяти. Я Своего Хозяина очень любила - сказала вдруг она. Больше всего на свете.

Причудливые тени метались по морде Река, создавая таинственные иллюзии, играя отблесками на его губах, дрогнувших в лёгкой улыбке. Юта смотрела на него, иногда соприкасаясь взглядом с его карими с красивым оттенком глазами. Что она думала, да и думала ли вообще? Всё было так необычно: она дома рядом с камином, её тело непривычно ломит, и она не может даже пошевелиться (или не хочет?), рядом лежит другая собака, которая не вызывает в ней привычного всплеска ярости. Ведь наверняка, усилием воли, Юта смогла бы подняться на ноги и вцепиться в дворнягу и никакая сила бы не разжала её челюстей. Но она не хотела нарушить эту атмосферу, не хотела, что бы всё это заканчивалось. Она подумала, что всё это всего лишь сон: этот дом, Таня, Рек, объятый теплым неровным светом камина; даже этот ненормальный человек с бегающим неприятным взглядом. Всего лишь сон, и ей предстоит проснуться в куче мусора и, привычно не обратив внимания на порезанную о битое стекло лапу, отправиться на обыденные поиски еды. Жуткая тоска сковала её сердце, собака почти проверила в то, что это всё всего лишь сон.
Если всё это сон, то стоит ли тратить его на злость или ненависть? Это всё слишком хорошо, чтобы быть реальностью, я должна проснуться. Мягкий голос дворняги прервал её мысли: Я догадываюсь, что у тебя тяжелое прошлое. Что случилось с твоим человеком? Медленно кивнув головой, Юта как-то отстраненно смотрела сквозь кобеля. Я... Как-то одиноко прозвучало это «я» в этой просторной комнате - прозвучало и потерялось где-то в темных углах. Однажды утром я прибежала разбудить его, но он не проснулся. Вообще больше не проснулся.
Собака вдруг поднялась на ноги, её грудь взволнованно вздымалась, в глазах, отражаясь, беспорядочно метались отголоски пламени. И у меня его забрали; я пропала к какому-то его родственнику; он бил меня, пока я не бросилась и не разорвала ему руку. Этот человек меня выбросил и мне стало всё равно. Жизнь показалось мне такой бессмысленной без Него. Юта, неловко потоптавшись на месте, легла обратно на ковер, но на этот раз чуть ближе к Реку. Тогда я стала мстить просто так, всем, всему миру, который отнял у меня хозяина. 
Собака подняла взгляд на Река и посмотрела ему в глаза, задумчиво, слегка туманно. Ты тоже был у людей - с отрезанными ушами не рождаются. Сука улыбнулась, быть может, что-то вспомнив при взгляде на эти ровные острые уши, украшающие голову дворняги. Но взгляд её быстро потускнел, Юта посерьезнела и обратилась к Реку с очень серьезной просьбой. Рек, - тут она неуклюжим движение выставила свою переднюю лапу ему под нос. Ущипни меня, мне кажется, что я сплю. Смущенно прижав к голове уши, Юта смотрела на него, необычно смиренная сейчас, окутанная пеленой своих воспоминаний и оттого сомневающаяся в реальности всего происходящего.