Horsepower

Объявление

БАННЕРЫ:

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Horsepower » Центр города » Городская больница


Городская больница

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

http://s3.uploads.ru/5ulez.jpg

0

2

===>Конкурный плац
Серебристый Ягуар мчался вслед за машиной с мигалкой и истошно орущей сиреной, проскакивая за ней через все светофоры и маневрируя между расступающимися на дороге автомобилями. Руки сидящего за рулем мужчины дрожали, а нога вжималась с силой в педаль газа, чуть ли не обгоняя едущую впереди «Скорую», которая, казалось, тащится еле-еле, а порой он не удерживался и нервно сигналил ей, будто бы это могло ускорить передвижение.
Наконец они въехали во двор городской больницы Лос-Анджелеса. Резко затормозив и выскочив из машины, Ник в кой-то веке позабыл о своей красавице, бросив ее прямо так и чуть ли не бегом поспешив за подоспевшей каталкой, сопровождаемой группой врачей и санитаров, по пути отвечая на их вопросы о случившимся и сообщив, что желает, чтобы Джен занимались только лучшие врачи клиники. За любые деньги.
Дорогу он не разбирал. Дверь, коридор, лифт, снова коридор, еще какие-то двери, поворот и вот каталка скрылась за дверью с вывеской «Операционная». Дальше Кингстона естественно никто не пустил. Мимо него то и дело сновали медсестры и врачи. Доносились обрывки их фраз – сотрясение, переломы, кровотечение в легком… Один из них сказал взволнованному и не находящему места молодому человеку, что Дженну будет оперировать глава хирургического отделения. По тону сказавшего было понятно, что ей в этом смысле повезло. Светило медицины не заставило себя ждать и вскоре скрылось за дверью операционной, ободряюще кивнув молодому человеку.  Только вот Николас никак не мог успокоиться и мерил шагами коридор.  Затем присел, достал из кармана сигарету, желая закурить, но, вспомнив, что он в больнице, сломал ее в пальцах и бросил в стоящую рядом урну. Мысли путались в голове, а сознание до сих пор считало все это чем-то немыслимым, бредом, дурным сном. Ну не могло все это происходить с Дженной. Его Дженной. И умереть она не могла. Не хотелось даже на секунду задумываться о таком исходе, однако эта мысль гадким червем впивалась в размышления парня и выгрызала его изнутри.
Отвлек быстрый приближающийся стук каблуков. Повернувшись и тут же встав, Николас увидел несущуюся по коридору женщину – мать Джен, следом за ней спешил и мистер Сандрес. Наверное, кто-то с конюшни сообщил им о трагедии. Конечно, она сразу бросилась к Кингстону с расспросами, и хотя не было ни малейшего желания все рассказывать, в который раз будя в памяти страшные моменты, Ник не мог не ответить перепуганной женщине, в глазах которой блестели слезы. К сожалению, приободрить или успокоить ее тоже не мог, так как сам не знал, что сейчас происходит внутри палаты. Потянулись минуты ожидания. Мучительные, бесконечно долгие минуты. Миссис Сандрес била дрожь, а ее муж пытался ее утешить. Ник же невидящим взглядом гипнотизировал белоснежную дверь, которая внезапно распахнулась, застав всех вздрогнуть. Но гораздо сильнее испугали слова, произнесенные появившимся врачом: внутреннее кровотечение и экстренное переливание крови. Необходим был донор. Подходящая группа крови оказалась у Ника и у матери Дженны, но женщина была в таком подавленном и жалком состоянии, что, казалось, и без того свалится в обморок, поэтому выбора не оставалось. Сдав в соседней комнате необходимое количество крови, молодой человек вернулся на скамейку в коридоре. Состояние было отвратительным. К беспокойству и чувству тревоги прибавилась еще и слабость. Миссис Сандрес уже тоже сидела, а муж, сидя рядом, держал ее за руку. Всеобщее волнение, тяжело повисшее в коридоре, казалось физически ощутимым, а каждое тиканье часов над дверью отдавалось ударом по нервам. Ждать уже было невыносимо. Только спустя где-то полтора часа дверь снова открылась, и все трое одновременно подскочили со своих мест.
Первым вышел хирург, который оперировал Дженну и, в ответ на застывший в глазах вопрос, лишь кивнул головой, давая понять, что все обошлось, а следом вывезли каталку, на которой под капельницей прикрытая тонкой простыней лежала темноволосая девушка, правда, с одной стороны около лба небольшая часть волос была аккуратно выстрижена и на этом месте шел свежий шов; лицо ее было бледным, в ссадинах, а губы и вовсе казались обескровлены. При виде дочери, миссис Сандрес сдавленно всхлипнула, а Николас медленно моргнул и отвел взгляд, не в силах смотреть на подругу.
Но на этом ничего не закончилось. Дальше была реанимация. Из-за состояния средней тяжести девушку увезли в палату интенсивной терапии. Не теша ложными надеждами доктор сразу предупредил, что успешная операция еще не панацея, все зависит от организма и стойкости пациента.
Четверо суток Ник и родители Дженны поочереди дежурили около этой палаты. Но самой страшной оказалась первая ночь. После операции, когда наркоз уже должен был закончить свое действие, девушка никак не приходила в себя, и, вдобавок ко всему поднялась температура, выше чем должна была, но и в этот раз все обошлось. Дома Кингстон в эти дни почти не бывал – заезжал, чтобы поспать и переодеться и снова уезжал в больницу, при этом даже ночью подрываясь от кошмаров и мерещащихся телефонных звонков. Потом состояние Джен стало улучшаться, она даже один раз пришла в себя, но только к ней все равно еще никого не пускали. Однако, в одно из своих дежурств Николасу все же удалось с помощью тугого конверта добиться посещения. О чем он потом пожалел. Еще долго он не мог забыть осунувшееся и несмотря на летний загар мертвенно-бледное лицо, сливающееся с наволочкой, потускневшие темные локоны и, словно уходящая в лес тропинка, шов, прячущийся в волосах. В носу девушки были прозрачнее трубочки, к телу подключены тонкие провода, в руку воткнута капельница, левая нога в гипсе. В изголовье кровати пищали какие-то приборы, а по одному из мониторов бежала угловатая ниточка кардиограммы. Постояв немного  своей подруги, Ник аккуратно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, а затем, тяжело вздохнув, ушел из палаты.
Когда же он в следующий раз пришел к знакомой двери, медсестра у входа заявила, что мисс Сандрес там больше нет, и, выдержав паузу, от которой Николас успел себе представить все самое худшее, что могло произойти, а по его спине пробежался мороз, она добавила, что ее перевели в общую палату. Облегченно выдохнув, Ник отправился туда. И вновь ему не повезло – Дженна спала, а в ее палате уже находились родители. Лишь мельком посмотрев на брюнетку и отметив, что без проводков и трубочек она выглядит лучше, Кингстон сходил к врачу и договорился о том, чтобы юную Сандрес устроили в вип-палате с соответствующим уходом, не поскупившись при этом на вознаграждение.
Прошло еще несколько дней, за которые молодому мужчине так и не удалось застать подругу в бодрствующем состоянии, и едва-едва провалившегося в сон Ника разбудил телефонный звонок, а голос мистера Сандреса сообщил хорошую новость – Дженни окончательно пришла в себя, только вот беда, именно сейчас им с женой предложили очень важную сделку с лошадьми и срочно нужно уехать за границу, пока неизвестно на сколько. Убедительно пообещав позаботиться об их дочери, Николас прогнал с себя остатки сна и, собравшись, незамедлительно отправился в больницу, по дороге купив букет цветов (не зная, какие любит Джен, он остановился на классических ярко-алых розах) и большую корзину фруктов. У главного входа он столкнулся в дверях с родителями Дженны и, обменявшись несколькими приветливыми фразами и пожелав им счастливого пути, поднялся на пятый этаж, где находилось крыло с дорогооплачиваемыми палатами.
Тихо приоткрыв дверь и заглянув в огромные двухкомнатные апартаменты с личной туалетной комнатой, Николас прошел к кровати темноволосой девушки, где она лежала, утопая в подушках. Она заметно похудела за проведенные в больнице полторы недели, но ее лицо уже не было таким уж бледным, хоть и имело болезненный сероватый оттенок, под глазами залегли круги, а из-под одеяла все еще виднелась гипсовая повязка на ноге. Рядом с постелью стояли костыли и кресло-каталка.
-Привет, Дженни, - не зная, что еще можно сказать, и изобразив на лице улыбку, Кингстон поставил фрукты рядом на стол, а цветы подал девушке, при этом сам аккуратно уселся на краешек огромной кровати.-Как ты себя чувствуешь?
Молодой мужчина был искренне рад тому, что она пошла на поправку, однако неизвестность, оставшаяся в их отношениях после ссоры, напрягала и сковывала его.

Отредактировано Nicolas Kingstone (2013-06-01 21:20)

+1

3

Конкурный плац ====>

Провалившись в небытие, Дженна оказалась оторванной от мира. Слабо дыша, она кашляла и хрипела от затекшей в легкие крови, стонала, но не более, на большее просто не хватило бы сил. Шагая по самому краешку между жизнью и смертью, она слышала, как взволнованно и быстро тараторили врачи, она слышала до боли знакомый мужской голос совсем рядом, она слышала писк аппаратов в операционной, пару раз в ее сознании ярко вспыхивал свет лампы над операционным столом, после постоянное бормотание врачей и медсестер.
-У нее пробито легкое...
-Трещина в ноге...
-Пульс замедляется..!
-Раз, два, три... Разряд..!
-Новое кровотечение в легкое..!
-Ищите донора, на не выдержит...
-Осторожно, не порвите вену...
-Она будет жить...

Тишина. После такого шума в голове наступила полная тишина и спокойствие.

***
"Она идет по огромному пшеничному полю. На ней легкое светлое платье, волосы развивает легкий ветер. Где это? Это сон? Впереди виднеется большой белый дом, красивый, уютный У него три этажа, много больших окон, небольшая терраса перед входом, где стояла куча горшков с густыми красивыми и яркими цветами, а так же был небольшой журнальный столик и пара стульев перед ним. Тишина, спокойствие... В таком доме хотела жить Дженна, это отложилось еще с ее детства, когда она много раз, направляясь в школу, проходила именно мимо этого домика и представляла, как будет жить там со своей семьей. А теперь она стоит перед ним, не решаясь войти, однако, в конце концов, переборов себя, Дженна подошла к аккуратной белой двери с витражным окошком и постучала. Никого. Она постучала еще раз. Результат все тот же самый. И тогда только Дженна решила войти, осторожно, с легким скрипом открыв дверь и заглянув внутрь. Тут было светло, в нос ударил приятный запах еды, и Джен пошла туда, где, по ее мнению, должна была быть кухня.
-Эй? Тут кто-нибудь есть? – достаточно громко произнесла брюнетка, действительно оказавшись на кухне. Плита была включена, там в нескольких кастрюлях что-то варилось, на столе были разнообразные овощи, немытая доска и нож. На другом же столе находились приготовленные тарелки и ложки. Казалось, что буквально за секунду до появления Джен тут кто-то готовил, причем ее любимое рагу, но сейчас тут никого не было. Пройдясь по первому этажу, девушка так же никого не нашла, но про себя отметила, что именно так бы она обустроила собственный дом, те же цвета, та же мебель… Не оставалось сомнений  - это был именно ее дом. Телевизор в гостиной тоже был включен, а на диване напротив лежала раскрытая газета, на журнальном столике же стояла пепельница, где была недокуренная сигарета, еще дымящаяся и медленно тлеющая и без своего обладателя. Рядом лежала зажигалка и на половину полная коробка сигарет. Странно… Точно такую же она видела у Николаса дома, он курит именно эти. Тряхнув головой, Дженна продолжила экскурсию по дому, поднявшись теперь на второй этаж. Тут было всего три комнаты: две спальни и ванная. Одна из спален была покрасивее и побольше второй, видимо, она хозяйская. Покрывало было смято, подушки разбросаны по полу… Кто-то явно хорошо тут проводил время недавно. А в воздухе стоял смешанный запах женских духов и мужского одеколона. На туалетном столике  в углу были аккуратно разложены крема, средства для макияжа, духи. Подойдя к нему поближе, Джен поднесла к лицу один из одеколонов и, широко раскрыв глаза, поставила его обратно. Это был запах Ника, определенно его. А рядом стояли ее духи. Такой огромное количество совпадений определенно что-то значило, о чем Джен смутно догадывалась, не желая соглашаться с тем, что в этом доме живут не кто иные, как она и Ник. Вместе.  Выйдя из спальни, девушка обратила внимание на фотографии, висящие в коридоре.  Все они были сделаны в разных странах, но на них явно чего-то не хватало… Вряд ли кто-то вешал бы просто фотографии, хоть и красивые. Она бы не повесила… Тут не хватало людей. Почему-то Дженна  отчетливо представляла, как на фоне пирамид стоит обнимающаяся пара, она и Николас. И на фоне пальм, и в этой фотографии под водой, и на Китайской стене, и на всех остальных. Но по той или иной причине тут их не было, как будто кто-то стер этих людей с лица земли, а с ними стерлись и все воспоминания. Внезапный крик… Вздрогнув, Дженна резко обернулась и только потом поняла, что это детский плач, который доносился с третьего, последнего этажа. Взяв всю свою смелость в руки, она стала медленно подниматься наверх по предательски поскрипывающим ступеням, а потом заглянула за приоткрытую дверь. Эта комната была единственной на этаже, достаточно обширная, но несмотря на то, что было много окон, в ней было очень темно.  Посередине стояла детская кроватка, а над ней медленно вертелись на ниточках детские игрушки и едва слышно играла колыбельная. Сглотнув ком в горле, Джен стала медленно идти вперед, а потом пальцами осторожно раздвинула балдахин над кроваткой и посмотрела на ребенка. Он забавно лежал на спине, раскинув в стороны ручки и ножки, а потом засмеялся, потянувшись к девушке маленькими ладошками. Не сдержав улыбки, она тоже протянула к нему руки, желая взять на руки, но вдруг сзади хлопнула дверь. Невольно вскрикнув, брюнетка резко развернулась и вгляделась в темноту. Никого… Лучик света, пробивавшийся сквозь щелку незакрытой двери, теперь исчез, а единственным источником света стала луна, лучи которой падали сквозь оконное стекло в аккурат на кроватку ребенка. Глубоко вздохнув, Дженна хотела было найти выключатель, он же должен был быть в детской, как-никак, но ее остановил резкий, дикий плач, пробирающий до дрожи. Точно такой же она слышала не более пяти минут назад. Повернувшись к кроватке, она отшатнулась назад. Темная фигура, укрытая плащом с глубоким капюшоном,  медленно раскачивала дите на своих руках, кажется, тихонько что-то ему напевая.
-Эй? Я тебя не видела, прости, я забралась в дом, я не хотела напугать дите… - начала было оправдываться Дженна, но тут же замолчала, когда  увидела, что из кармана фигура достает длинный нож. Таким разделывают мясо на бойнях.
-Что ты делаешь? – затаив дыхание, девушка сделала шаг назад, следя глазами за изящной рукой, которая сжимала рукоять и подносила лезвие к горлу ребенка,  который закрыл свои огромные глазки и мирно спал. Не успела Дженна ничего сказать, как в лунном свете сверкнуло лезвие и послышался отвратительных хруст ломаемых косточек и звук льющейся на пол крови, а фигура своей окровавленной рукой, бросив тело ребенка на пол, сняла свой капюшон, а Джен, упав на пол и прижавшись спиной к стене, пронзительно завизжала. Перед  Дженной стояла она сама.»

***
Мечась на кровати и издавая глухие стоны, Дженна не слышала, как вновь вокруг нее собрались врачи, скрутив ее в простыне, чтобы она не двигалась, а кто-то вводил в капельницу успокоительное, а потом сразу жаропонижающее.

***
Приоткрыв глаза, брюнетка тут же ощутила всю яркость света вокруг и зажмурилась. Попытка два. Уже было полегче, стали появляться очертания палаты, в которой она находилась. Приподняв голову, что далось с трудом, девушка обнаружила вокруг себя кучу всяких приборов, в руке была капельница, а на ноге гипс, грудь и живот же были перебинтованы, а когда Джен свободной рукой коснулась лба, то ощутила шероховатый длинный шов и небольшой выбритый участок кожи. Почему-то именно выбритые волосы больше всего сейчас расстроили Джен. Женщины… Сбоку тихо хлопнула дверь, это была ее мать и доктор. Начали расспросы, признания в любви, о о том, как сильно они волновались и о том, какой чудесный врач благодаря Нику им попался.
«Ник? Причем тут он? Ладно, надо будет потом выяснить.»
Просидев с дочкой, родители удалились, попутно рассказав, что с момента падения прошло уже несколько дней, а  врач задал еще пару вопросов о ее самочувствии и удалился, позволив девушке вновь уснуть.
Еще одна неделя прошла точно так же, родители приходили каждый день, с каждым днем тело Дженны крепло и набиралось сил, теперь она в сопровождении медсестер даже иногда выходила из палаты, желая просто прогуляться, хоть сначала и упираясь садиться в инвалидное кресло, но потом таки согласилась и часто выезжала в большой и чистый красивый двор больницы.
Вот и сейчас, утром, лежа в кровати уже без ненавистной капельницы, девушка читала книгу-автобиографию одной из величайших спортсменок, конечно же конного спорта, когда к ней вошел ее лечащий врач.
-Дженна? Как ты себя чувствуешь? – сев на стул около ее кровати, мужчина улыбнулся и стал что-то сверять в своем блокнотике с показаниями приборов.
-Здравствуйте. Да вроде нормально, только голова немного кружится, и в животе что-то тянет. – пожав плечами, ответила девушка. Для нее последнюю неделю это было обычно, так что ничего страшного не было.
-Хм… Вот об этом я и хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, даже без твоих родителей. Мне платят не только за то, чтобы я лечил, но и за то, чтобы я хранил тайны. Платят хорошо, и я оправдываю эти деньги, так что могу с уверенностью тебе сказать, с ребенком все хорошо, он чудом уцелел и не пострадал на твое счастье. Это действительно чудо после того, что произошло. – улыбающийся мужчина ласково провел рукой по волосам своей пациентки, ожидая ее реакции на эту великолепную новость.
-Что? Ребенок? Какой ребенок? – ошарашено произнесла Дженна, приподнявшись на локтях, хотя на самом деле она догадывалась, о чем, о каком ребенке сейчас идет речь.
-Я думал, ты не спрашивала, потому что забыла после такого удара, но, видимо, ты и вовсе не знала. Видишь ли, проводя необходимые исследования твоего тела, мы выяснили, что ты беременна. Ребенку примерное месяц и две недели. Ты не скажешь точную дату зачатия? – все так же улыбаясь, по его мнению, прекрасной новости, врач приготовился записывать дату.
-30-е июля. Да, это точная дата. – сглотнув, произнесла Дженна, положив руку на живот и сделав вид, что не заметила, как врач покачал головой, он-то знал дату ее дня рождения и, кажется, не совсем хорошо подумал о своей пациентке, которая наверняка напилась и переспала с первым попавшимся парнем, а теперь залетела.... Хотя, разве было иначе? Возможно, это было не заметно кому-то другому, но она-то точно знала, что появился масенький бугорок на ее идеально плоском животе.
-Отлично, 30-е. Я прописал тебе таблетки, которые будут поддерживать ребенка, ты все еще слаба, организму нужна помощь, чтобы справиться с вами двумя. Если ты, конечно, не захочешь сделать аборт, это твое право.
Послышался стук в дверь.
-Так, меня зовут, другие пациенты тоже есть. Удачи, Дженни, выздоравливай, скоро мы сможем тебя выписать. – еще раз улыбнувшись, врач ушел, оставив после себя ошеломленную Дженну. Ее подозрения оправдались, она была беременна от Ника, ее первая ночь не просто останется в ее памяти – она врежется, вцепится в нее зубами и когтями. Глубоко вздохнув, девушка вновь опустилась на кровать, все равно ничего лучше она не могла придумать, лишь просто осознавая сам факт беременности. А как же родители? А Ник? Она его не видела давно, ровно с того утра, как они поссорились, и уж точно он не будет рад, когда узнает… И он не узнает. Нет, она оставит ребенка и справится без него, если Ник решит уйти, и она даже его не осудит.
Прошла еще пара часов, как вдруг к ней в дверь постучали, а потом, за букетом цветов, показался и сам Кингстон-младший. Интересно, когда он узнал о том, что она в больнице? И дол го ли заставлял себя приехать к ней, купив первые попавшиеся цветы и фрукты. Или же он был с ней все время, следил за ней, а если он волновался? К сожалению, узнать правду можно было только на прямую у самого Ника.
Все-таки Джен была ему рада, хоть и чувствовала легкое напряжение. Нынешние обстоятельства смягчали горький осадок, оставшийся после их ссоры, да и злиться и прогонять его, стоя из себя все еще крайне обиженную особу, ей не хотелось, так что девушка слегка улыбнулась и посмотрела на цветы, чувствуя их аромат издалека.
-И тебе привет, Ник. – произнесла она, не заметив, как провела пальцами по своему животу, - все хорошо, врач сказал, я очень быстро иду на поправку.

Отредактировано Jenna Sandres (2013-08-01 20:39)

+1

4

Она улыбнулась. Означало ли это, что конфликт исчерпан? Или же просто родители рассказали ей, что именно он поспособствовал ее лечению, а она теперь просто не знает, как поделикатнее выставить его вон? Впрочем, встретившая его улыбка показалась Кингстону довольно таки искренней, может, конечно, свое дело сделали цветы и фрукты, однако царившее напряжение стало потихоньку таять.
-Ты проголодалась? Аппетит – это хороший признак, -по-своему истрактовав едва уловимый жест темноволосой девушки, коснувшейся своего живота, Николас поставил букет в вазу, а затем взял из фруктовой корзины пару бананов и, тщательно вымыв их, а заодно и свои руки, он вернулся к Джен¸ после чего, надломив черенок и чуть спустив кожицу на тропическом фрукте, подал его подруге, а сам, поправив белый халат, накинутый на плечи поверх одежды, вновь опустился на прежнее место.-Да, врач у тебя отличный. Настоящий профессионал. Думаю, что скоро тебя уже можно будет забрать отсюда.
Николас знал этого доктора не понаслышке – именно он оперировал девушку, сотворив настоящее чудо и буквально вытащив с того света, и в дальнейшем курировал ее не без подкрепленного достойным вознаграждением желанием молодого Кингстона. И каждый раз, приходя в больницу, Ник наведывался к нему и задерживался в просторном кабинете, чтобы как можно более точно узнать о состоянии Джен. Безусловно, из-за того, что тот не был ее родственником, доктор не сообщал парню всех подробностей анализов, но держал в курсе происходящего и, если то требовалось, сообщал, какие еще необходимо приобрести лекарства для более качественного и эффективного лечения.
Ободряюще кивнув темноволосой девушке, Ник на мгновение задумался. Интересно, сказали ли Дженне родители, что, уезжая за границу, оставили ее на его попечение, и как же она на это прореагировала. Конечно, мистер и миссис Сандрес рассчитывали на то, что после больницы Николас отвезет их дочь домой и там будет следить за ней, однако у самого Кингстона планы были иные. Он, привыкший жить в самом сердце города, в шумном и ярком центре, не собирался проводить неопределенное время в пригороде или же постоянно ездить туда сюда. А значит, это Джен предстояло погостить у него.
-Ну что, не расскажешь, какого это спать несколько суток подряд? Небось, на всю жизнь тут выспалась?- решив позже, а именно ближе к выписке, сообщить девушке о том, что ее ждет, Кингстон постарался поддержать непринужденный и даже почти дружеский разговор, при этом улыбнувшись чуть шире.

+1

5

-О да, потерянные килограммы я очень скоро наберу вновь, причем еще и запасик будет. - рассмеялась Дженна и села в кровати, пока парень мыл ей бананы. Порыскав глазами по корзине и приметив себе еще пару сочных яблок, она протянула руки и положила их на комод около своей кровати, в который раз чуть не задев рукой один из проводом, подсоединенных липучкой к ее телу. Чувствуя себя подопытной, она с радостью бы сорвала все с себя, как это делают главные герои во многих фильмах, но, увы, не могла. Это не фильм, это реальность, и она действительно чуть не отошла в мир иной.
-Он каждый день по нескольку раз меня навещает и все проверяет. Даже надоело немного, но я ему очень благодарна... - улыбнулась девушка и пообещала себе, что обязательно поедет на конюшню, как только ее выпишут. Пусть даже на инвалидном кресле, но она чувствовала своим долгом навестить своего жеребца с громкой кличкой The Ghost of the fallen Empire. Или просто Дух. Когда она звонила своим знакомым, ей сообщили, что жеребец отделался несколькими ушибами и раной, которая вскоре заросла, вот только седлаться никому не давал, а в леваду его выводили вчетвером. На столько конь озлобился и замкнулся в себе. И Дженна замкнулась, но твердо решила вновь начать ездить, когда будет можно, начиная с минимальных нагрузок, но только с Духом и ни кем иным. Как-никак, она виновата в том, что произошло, нельзя винить лошадь в своих ошибках. А ошибки надо исправлять.
-Спасибо. - немного поколебавшись, тепло поблагодарила девушка и взяла банан в руки, раскрыв его побольше  и сев удобнее, а второй положила себе на колени, пока что приступив лишь к первому фрукту и вовсе не торопясь его съедать, вовсе не замечая, что ее губы слишком плавно и медленно обхватывают светло-желтую мякоть, а иногда виднеющийся кончик ее языка периодически касается светлой кожицы. Само по себе это у нее получалось более чем эротично, даже если и сама Джен не хотела этого. Природная сексуальность, данная ей с рождения, делала свое дело, даже когда мисс Сандрес была далека от той ситуации, где нужно проявляет все ее качества. Вот как сейчас, когда она лежала в больнице, на своей койке, в длинной белой рубахе.
-Хм, честно, не помню, какого это было. Я помню только... Только один ужасный сон. Правда, мне никогда такое не снилось, особенно с такими подробностями и... Совпадениями. - пробормотала девушка, откинув темную прядь распущенных волос за спину. И правда, сейчас в ее сознании вновь всплыло ее ужасное сновидение, причем в тех же деталях и красках... И поэтому, если Ник спросит, то она расскажет ему, не утаив ничего. Ни их брака, ни их ребенка, ни того, что произошло в самом конце. И Ник спросил. Глубоко вздохнув и теребя в руках кожуру о банана, оставшуюся в ее руке, она начала.
-Я шла по пшеничному полю. Такое было раньше, я только сейчас вспомнила, около загородного дома моих родителей в детстве, там я очень часто выезжала на прогулки верхом. А посередине этого поля дом. Он тоже из моего детства, я в нем раньше очень хотела жить, когда была маленькая,- Дженна порывисто вздохнула, - Ну так вот. Я вошла в этот дом, обстановка там была такая, будто бы там жила я, но не одна. Был ты. Нет, то есть, я тебя не видела, но там были твои вещи, мы жили вместе. А потом я поднялась на пару этажей выше и увидела колыбель, там ребенок лежал, а когда я подошла, то он засмеялся и потянулся ко мне. Ник... - подняв глаза на мужчину, Дженни, сдерживая слезы, заглянула в его темные глаза, казавшиеся сейчас практически черными, - Это был мой ребенок. Мой. А потом я увидела, как я убиваю его, со сторону увидела... Это было ужасно.
Посмотрев на свои руки, буто бы видя на них следы детской крови, Джен тряхнула головой и отвернулась.
-Как думаешь, это... Этот сон что-нибудь значит? - тихо спросила девушка, вновь посмотрев на Николаса.

Отредактировано Jenna Sandres (2013-09-01 17:51)

+1

6

-Джен, ну конечно врач будет внимателен к тебе. Во-первых, это его работа, а во-вторых он получил за нее очень хорошие деньги,-Ник снисходительно улыбнулся. Он, конечно, тоже был благодарен этому доктору, но относился ко всему с большим скептицизмом, нежели его собеседница.-Да, если тебе что-нибудь нужно, ты скажи – я привезу,-порадовавшись проснувшемуся аппетиту брюнетки и улыбке, от которой она буквально расцветала, Кингстон невольно стал смотреть, как она ест принесенный им фрукт. Да уж, ту было на что посмотреть. С абсолютно безмятежным видом девушка, сама того по всей видимости не замечая, делала это так соблазнительно, что все мысли молодого мужчины повернулись в одну сторону. И от этого реакция его некоторых частей тела на движения губ и языка брюнетки, ласкающей мякоть банана, не заставила себя ждать. Пульс участился, низ живота напрягся, а кровь, отхлынув от мозга, устремилась к совершенно другим органам. Даже в такой обстановке и не в самом лучшем виде Дженна Сандрес оказалась сейчас чертовски желанной.  А еще через мгновение Ник почувствовал, как джинсы вдруг стали ему тесными и, резко поднявшись, чуть скованно дошел до окна, встав спиной к девушке, чтобы она ничего не заметила. Смотря на ветви деревьев, он постарался подумать о чем-либо отвлеченном, но мысли вновь возвращались к губам девушки, ее язычку и пальцам, так медленно и аккуратно стягивающим кожицу с банана, а еще к этому всему добавились воспоминания той ночи, что они были вместе, заставляя парня прерывисто вздохнуть. Закрыв глаза, Кингстон постарался взять себя в руки и успокоиться, практически не слушая девушку и, лишь, когда она заговорила о ночном кошмаре, повернул голову в ее сторону. Поначалу ее сон показался мужчине лаже милым, но с каждым словом Дженны возбуждение молодого человека проходило, уступая место растущему раздражению. Память вновь вернула его в тот день, но теперь перед глазами стояло утро их ссоры. Складывалось ощущение, что брюнетка вообще нарочно выдумала этот сон, лишь бы снова завести тот разговор. Тепло и мягкость в глазах Кингстона угасли, а взгляд стал недовольным и колючим.
-Как думаешь, это... Этот сон что-нибудь значит?-в ответ на этот вопрос, Ник лишь больше нахмурился и скрестил руки на груди.
-Значит. Он значит, что тебе пора прекратить придумывать всякую ерунду и навешивать на меня свою несуществующую, мнимую беременность. Сколько можно, Джен? Мне казалось, что ты еще тогда все поняла и больше не будешь заводить этот бессмысленный разговор. Я понимаю, что с фантазией у тебя все отлично, вон даже какой сон придумала… Но может хватит уже? Расслабься и не неси ерунды. Ужасно не то, что ты убиваешь младенца во сне, а то, что ты скоро сама свихнешься от своей паранойи и меня сведешь с ума. Нет никакого ребенка. Успокойся и не выноси мне больше мозг надуманными проблемами… -тона Кингстон не повышал, но в его голосе отчетливо были слышны резкие нервные и раздраженные нотки. Сверля девушку взглядом и поиграв желваками, Ник скинул с себя халат и направился к двери.
-Знаешь, я, пожалуй, пойду, -сухо попрощавшись с подругой и больше не смотря на нее, Николас толкнул дверь палаты, а затем захлопнул ее за собой.

***
После их неприятного разговора, Ник все еще был зол на Дженну, но это не означало, что он перестал навещать ее. Молодой человек приходил к ней каждый день, однако только для того, чтобы принести что-нибудь вкусненькое и дежурно поинтересоваться ее здоровьем, и тут же уходил, оставляя гостинцы и больше не завязывая с ней разговора, а после этого отправлялся к ее лечащему врачу. Так и  среду утром, Кингстон попроведовал темноволосую девушку и заглянул к доктору, который сообщил, что Джен уже можно выписывать, хотя лично он рекомендует ее еще до понедельника подержать в больнице для полного восстановления. Поблагодарив за совет, но, убедив профессора, что у него дома за ней будет должный уход, Николас договорился о том, чтобы забрать мисс Сандрес в пятницу и после этого отправился к ней домой. Родители девушки перед отъездом оставили ему ключи, поэтому Нику не составило труда попасть внутрь. Было крайне странно присутствовать в чужом доме без хозяев, и, решив здесь не задерживаться, он направился прямиком в комнату Джен – Николас бывал пару раз у нее в гостях и знал, где находится ее спальня. Судя по всему, девушке предстояло провести у него немало времени, и теперь нужно было понять, что из ее вещей ей может понадобиться.
Раскрыв створки шкафа, Кингстон оглядел его содержимое и, проигнорировав спортивную одежду, взял с полок пару Джинс и несколько кофт девушки. На другой полке, среди домашних вещей он обнаружил хлыст. «Ну да, незаменимая в хозяйстве вещь». Улыбнувшись своим мыслям и особенно фантазиям, связанным с этим предметом, Ник покрутил его в руке и положил на место. Дальше шла самая интересная часть Нижнее белье. Выдвинув ящичек, Кингстон невольно присвистнул, смотря на его содержимое словно на золотую жилу. Тут были и довольно простые хлопчатобумажные наборы и такие, что не вязались со скромностью Джен. Любой другой парень на его месте почувствовал бы себя неловко, копаясь в женском белье, но только не Ник. Он с интересом рассматривал комплекты и довольно живо представлял их на брюнетке. Выбрав несколько на его взгляд наиболее привлекательных, он положил их к прочей одежде и уже собрался уходить, но в последний момент вспомнил о косметике и прочей подобной ерунде. Зайдя в ванную и не особо ломая себе голову, он собрал в кучу все пузырьки, флаконы, бутыльки, тюбики и остальные вещи личной гигиены, сложил в пакет и кинул в уже наполненную сумку. Решив, что на этом все, Кингстон покинул дом Сандресов и уже в машине усмехнулся тому, как странно он, выносящий из пустующего дома огромную спортивную сумку и уезжающий на роскошной машине, выглядел бы в глазах соседей, вздумай они посмотреть в окно.
К пятнице гостевая комната в доме Николаса была готова к прибытию Дженны, и около полудня мужчина отправился за ней в больницу. Переговорив с доктором и взяв от него список необходимых лекарств, а также номер телефона на всякий случай и сполна расплатившись с ним, Кингстон вошел в палату к брюнетке, где медсестра уже собрала малочисленные вещи девушки и подготовила ее саму к отбытию.
-Утро доброе, Джен. Я вижу ты уже готова,-без особого энтузиазма поздоровавшись с подругой детства, которая тоже не выразила особого веселья при виде его, Ник обошел кресло-каталку, в которой находилась темноволосая девушка, несмотря на то, что гипс ей сняли еще вчера, и положил ладони на ручки, подталкивая коляску к выходу.-Не знаю, сказали ли тебе родители, но пока их нет, я обещал им присматривать за тобой, так что ты пока поживешь у меня.
Сообщив брюнетке, по всей видимости, в данный момент не самую приятную новость, Ник усмехнулся, после чего, миновав несколько этажей на лифте, он накинул на ее плечи куртку и выкатил на улицу, где повсюду виднелись лужи от недавнего осеннего дождя. Аккуратно миновав грязь, молодой человек открыл дверь своей машины и, бережно взяв Дженну на руки, разместил ее на заднем сидении автомобиля, каталка и костыли спрятались в багажнике, а сумку девушки парень кинул на переднее сидение, после чего завел двигатель и направил Ягуар к своему дому.
===>Пентхаус Кингстона

+1

7

-------> из Франции
- Боооосс, боооооосс – протяжно  надоедливо звучал хрипловатый мужской голос. Пухленькие темные руки трясли Маршалла за плечо так сильно, что его белобрысая голова беспорядочно болталась по подушке.  Недовольно нахмурившись, он не глядя махнул рукой, попав своему водителю в нос.  – Вуди, чёрт тебя дери, что ты делаешь в моем номере!? - попытался грозно спросить мужчина, но на деле вышло немного истерично.  – Вы наняли некоторых людей для того, чтобы… - Короче! – в голосе послышалось некоторое волнение; Маршалл резко сел на кровати, потирая лоб.  - … следить за жизнью некой Паолы Морел. – НУ!? Видя ту болезненность, с которой рэпер воспринимал, всё, что связывало его с той белокурой девушкой из далекой сейчас Америки, пухлый негр виновато опустив голову пробормотал: - Она попала в аварию; главная городская больница Лос-Анджелеса.  Встав на ноги, Маршалл сделал круг по комнате, потирая рукой лицо. Наконец, остановившись, он проговорил: - Я соберу вещи, выйду из номера – к этому моменту у меня должен быть билет на ближайший рейс до Лос-Анджелеса. К тому времени, как долечу, она должна быть перемещена в лучшую палату, свяжитесь с больницей, вышлите деньги. Не мне вас учить. Мужчина резво развернулся на пятках, подошёл к тумбочке и торопливо стал что-то выгребать из ящиков; тем временем, Вуди, на ходу набирая чей-то номер на мобильном, бегом удалился из номера.
Аэропорт Франции. Маршалл бегом взлетел по трапу в самолёт, будто бы он мог как-то этим ускорить время его отправления. Долгие двенадцать часов в пути, мужчина не мог сомкнуть глаз, всё тревожно высматривая что-то в иллюминаторе.
Утренняя гроза оставила после себя покалывающую кожу свежесть, отрезвляющую чуть замутненный долгим полётом рассудок. Мужчина вышел на парковку – там его уже ждал оставленный охраной джип, что вскоре взревел и сорвался с места под уверенной рукой хозяина. Знакомые и незнакомые улицы, холодно-спокойный и мёртвый голос женщины из навигатора; небоскрёбы, цветастые вывески и однообразные силуэты аккуратно постриженных деревьев и кустов пролетали мимо, оставаясь далеко позади. Что-то подсказывало, что камеры, следящие за дорожным движением, зафиксировали немало превышений скорости. Подскочив на лежачем полицейском, машина, таинственно блеснув начищенным до блеска корпусом, остановилась у входа в больницу.
В регистратуре не стали спрашивать, кто он и к кому – узнали. Молоденькая медсестра учтиво проводила его до палаты.  Толкнув дверь, Маршалл вскоре оказался в палате; светлом просторном помещении. Рядом с кроватью, на которой безмятежно спала будто ничуть не изменившаяся с последней встречи Паола, сидел какой-то молодой человек, скучающе смотрящий в свой телефон. Быстро подойдя к нему, мужчина резким движением схватил его за грудки, заставляя подняться со стула.  – ты кто… такой? – пробормотал он испуганно, вцепившись тщедушно слабыми пальцами в руки Мэтерса, наполнившиеся силой бешенства, пронесшегося в голубых глазах.  – Ты. Почему. Её. Не. Уберёг? – мужчина сверлил лицо молодого парня взглядом яростным, страстно ждущим ответа. Не дождавшись того, чего ожидал, Маршалл с силой оттолкнул его от себя. Тот, не удержавшись на ногах, налетел на тумбочку, неплохо приложившись к ней боком, а потом, бормоча что-то о ненормальной девке и её ненормальном хахале, выскочил за дверь.
С минуту Маршалл стоя смотрел на Паолу, пытаясь успокоить противную дрожь в руках, затем, опустился на стул, потупив взгляд в настолько чистый пол, что совсем не старая обувь на его ногах казалось какой-то через чур грязной, порождая чувство неловкости. Спустя некоторое время, он взял в свою руку тонкую и нежную кисть Паолы, чувствуя её тепло. - Как же так, милая, почему себя от беды не уберегла? - прошептал он едва слышно. Прислонившись плечом и головой к какому-то длинному узкому шкафу, Маршалл невольно задремал, утомлённый тревогами и длинным перелётом.

+1

8

Можно, наверное, смириться с тем, что твоя страсть - блажь и глупость, Паола. Как болезнь, как временное помешательство. Рано или поздно это пройдет. Если в тебе достаточно внутренней силы, ты справишься. Главное понять, что ты просто запуталась и дальше выбираться. Конечно, это не повод, чтобы чувствовать себя несчастной!
Чтобы дойти до этих мыслей, Морел потребовалось несколько месяцев жизни в полном одиночестве. Одиночество – это, конечно, сильно сказано. Есть подруги и друзья, готовые всегда прийти на выручку и развеять скуку, а Паола… Ей оставалось только лучезарно улыбаться и делать вид, что все хорошо. Разве она могла рассказать хоть кому-то о том, что ее терзала связь с одной очень известной личностью; связь эта была утеряна, что оказалось еще тяжелее. И вот, чуть больше, чем полгода назад, лед тронулся. Невнятное оцепенение, царившее в душе, отпустило, и Паола снова смогла выдохнуть полной грудью. На работе взяла еще одну группу детей, всю весну готовила подопечных к юношеским соревнованиям; иногда ходила на свидания, но они, обычно, заканчивались ничем. Летом девушка уехала к родителям в Бордо, там принимала ухаживания своего старого друга и ярого поклонника, но в душе была рада, что железная птица унесет ее в Лос-Анджелес, подальше от назойливого поклонника.
Она очень давно не вспоминала одного из своих учеников, обладавшего какой-то поразительной тягой к садо-мазохизму и бешенным лошадям. Девушка, наконец, избавилась от необходимости думать о нем. Она наконец-то вылечилась.
Филипп появился в ее жизни неожиданно и совершенно случайно – так светловолосая думала до поры до времени, пока не узнала, что подружка свела их намеренно. Впрочем, приятельница не прогадала, эти двое действительно подходили друг другу, порой даже слишком. Оба – выходцы из больших семей, хорошо воспитаны, никогда не знали дурной жизни, но если Паолу по жизни спасало какое-то сказочное везение и благоговение небес, но Филиппу приходилось налегать на свой мозг. Ну и на помощь состоятельных родителей в том числе, кто этим побрезгует в наши-то времена? Даже внешне они чем-то были похожи друг на друга. У молодого мужчины, которому едва исполнилось тридцать, лицо было, правда, совершенно мальчишеским, а черты лица казались даже какими-то женственно правильными. У Морел с ним было много общих тем для бесед, и вроде человек он не дурной…
«Может, стоит приглядеться к нему чуточку получше?» - подумала она и одними глазами глянула на сидевшего на водительском кресле мужчину. Паола вздохнула. Филипп, к сожалению, страстно любивший автомобили, а выжимать из них все мыслимые и немыслимые силы – еще больше, воспринял этот вздох как скуку. Он начал заигрывать так, как Паола этого больше всего не терпела. Автомобиль разгонялся до 160-179 километров в час, резко притормаживал перед впереди идущими машинами, заставляя их убираться с дороги, не уступал тем, кто желал перестроиться. Такие игры не на шутку девушку пугали, но ее предостережения и чуть ли не плач воспринимались как утеха, мол, «ладно тебе, это же весело». Все произошло слишком быстро. На темной пустой дороге вдруг появилось нечто огромное, длинноногое. Вероятно, лось. Машину резко унесло в сторону, Филипп потерял управление и в конечном итоге автомобиль перевернуло, как жестяную банку.
Ей казалось, что какая-то сила качает и несет ее в мировом пространстве, подчинив мощному ритму. Мерцающие искорки вспыхивали и пролетали мимо. Паола догадывалась, что это звезды и огненные кометы, сопровождающие ее полет среди светил. Неужели так скоро настал конец? Вроде только-только исполнилось 25… Или 75? Это уже не важно, совсем не важно. Когда в своем качании она снова достигла вершины амплитуды и уже готова была пуститься в обратный путь, где-то ударил и загудел громадный гонг. Неисчислимо долго, целые столетия, безмятежно канувшие в вечность, наслаждалась она своим полетом.
Но сон внезапно начал меняться, Паола уже понимала, что это сон. Амплитуда ее полета становилась все короче и короче. Гонг грохотал все чаще, но к этому оглушающему звуку добавились другие. Пострадавшая разомкнула отяжелевшие веки, заморгала устало. Здесь не было гонга, но что-то отчаянно пикало через определенный интервал времени. Но это раздражающее пиканье заглушал чей-то громоподобный ор. Девушка инстинктивно обратила неокрепший взгляд на двух людей, смотрела на бледное почти юношеское лицо с выпученными от страха глазами. Человека нехило схватили за грудки и неистово трясли, продолжая орать. Внезапно веки снова отяжелели, и Морел снова провалилась в пустоту, на этот раз, ни звезд, ни комет ей не чудилось.
Сознание постепенно возвращалось. Нужно было попытаться открыть глаза, и Паола это делает. Кругом все кажется агрессивно, обжигающе светлым, отчего глазам становится больно. Больше никаких посторонних шумов, только равномерное «пик-пик-пик». Девушка приподнимает голову, но боль от малейшего усилия заставляет ее со стоном отказать от своей затеи. Подняв одну руку, утыканную трубками, Морел трогает повязку на голове, хмурит брови и тут же ощущает, как натягиваются швы где-то на лбу. Она уже была готова жалобно захныкать, как вдруг сквозь свои побитые и исцарапанные пальцы замечает человека. Такое бесшумное присутствие еще одного человека в помещении пугает ее, и она вглядывается в него. Разряд тока. Она не обратила на это внимания, разглядывая четкие, необычные черты лица незнакомца. Неожиданно он поднимает голову, раскрывает глаза. Они показались ей серыми, жесткими, эти глаза. Они походили на гранитные глаза изваяния. Обычно в глазах людей отражаются их душевные движения их душевные движения, но эти очи были, кажется, бесстрастны и холодны, как свинцово-серое море. Паола уставилась на мужчину, как лань на человека с ружьем, широко распахнув глаза. Она испытывала странный трепет, даже ноздри ее чуть заметно шевелились.
Неожиданно девушка подняла глаза на выжженную блондом макушку незнакомца, хрипло произнесла:
- Вам, наверное, было очень больно.
И тут же прикусила язык. Собственный голос показался ей чужим.

+1

9

Беспорядочный калейдоскоп картинок вертелся словно карусель. Вот Маршалл ловит падающее с седла стремя и она, чуть вздрогнув, слегка улыбается. Желто-белая плитка квадратиками, по которой они бегут от репортёров, взявшись за руки.  Прикосновение её прохладной руки тогда в холле небоскрёба. Тонкое хрупкое извивающееся под ним тело, рояль, на полированной крышке которого отразилась молния, сверкнувшая сквозь открытую балконную дверь. Огненная грива Диабло хлестнула по лицу, Маршалл вздрогнул и открыл глаза, с минуту плохо осознавая действительность. Больничная палата, светлая, чистая, даже запах здесь какой-то чистый. Пахнет порошком халат, наброшенный на его плечи. Глубоко в сознание унеслась, грохоча копытами его бешенная кобыла, хрипя сквозь широко раскрытые ноздри.
Мужчина медленно повернул голову на девушку и понял, что она смотрит на него. Её прекрасное прежде лицо и сейчас не было обезображено, всего лишь шовчик, царапины. На фоне будто похудевших щёк её большие серые глаза казались огромными и в них была сосредоточена вся трагедия, которую ей пришлось пережить. Господь не посылает человеку больше того, чем он сможет вынести. Всё стерпится, всё пройдёт.
Вам, наверное, было очень больно. – проговорила она хрипло. Маршалл бы даже огляделся, если бы ни был так точно уверен, что они в палате одни. Это её слова, без сомнения. Бывает, слово полоснёт словно нож, оставляя за собой кровоточащую рану, но это - другой случай. Мэттерс был рад услышать её голос, как доказательство тому, что она обязательно поправится. Потом осознал слова. Она меня не узнаёт. В голову ударил прилив жара, мужчина тяжело выдохнул, потом осторожно взял её тоненькую бессильную руку. Паола – голос его дрогнул, ты меня не узнаёшь?
Бесшумно отворилась дверь, и на пороге появился человек в белом халате с уважаемыми сединами и мудрым взглядом сквозь его небольшие для широкого лица, очки. Как хорошо, очнулась – сказал он, и сразу же опустив взгляд в свои записи. Подойдя к приборам, врач сверял какие-то показатели. Вы её муж? – спросил он, оторвавшись от своей работы. Маршалл, тревожно следивший за ним взглядом, вздрогнул и с некоторым промедлением ответил – Нет, я её близкий друг.
Быть может, кто-нибудь другой на его месте воспользовался бы сложившейся ситуацией, наврал бы с три короба – ведь девушка то ничего не помнит, но не Мэттерс. Случившееся настолько подавило его, что не было ни единой мысли о том, чтобы обмануть Паолу. После неловкой паузы, мужчина спросил: - Доктор, она поправится?

+1

10

---Бульвар Сансет---
Белая рябь перед глазами ходила волнами вверх и вниз, потом закручивалась и распрямлялась, от этих видений становилось дурно даже в отключке, а открыть глаза она по-прежнему не могла. Голоса людей были размытыми, доносились только обрывками, боль в затылке стремительно разрасталась и чем дольше девушка лежала посреди улицы на асфальте, тем глубже уходила в бессознание.
Мрачная тишина глумилась над рассудком: оставаться в темноте и наедине со своими мыслями было жутковато, застрять здесь насовсем пугало еще больше. И что-то сильнее неё не давало вырваться обратно, держало крепкой хваткой прямо за горло. Эви долго тянулась из этих объятий и к её счастью, она чувствовала, что иногда находится почти у самой кромки, еще чуть-чуть и она очнется.
Громкие детские визги немного растормошили девушку, они отразились нестерпимым гулом в ушах, и Эвелин поморщилась. Толпа замерла, ахнула и расступилась, пропуская виновника аварии в центр.
Пропустите, я отвезу её в больницу! - мужской голос улетел далеко в сторону сразу, как только прозвучал среди прочих взволнованных и осуждающих. Дальше девушка не различала ни единого слова. Она попыталась открыть глаза и вновь - ничего. Словно её держали на цепи, не пуская дотянуться до ручки двери.
...Её нельзя трогать!... А вдруг... Мы вызвали... Помогите положить... Обрывки никак не складывались во что-то членораздельное.  Эвелин почувствовала, как ее оторвали от земли, она лежала на руках у человека, головой откинувшись назад, и от этого боль запульсировала в затылке сильнее прежнего.
Щелчки, свист, стук и вновь - непродолжительная тишина: глубокая и мрачная. Уж лучше слышать хотя бы какие-то невнятные звуки с поверхности, чем оставаться наедине с этой пугающей тишиной. Шум двигателя и резкое троганье с места встряхнули её, Эвелин лежала на переднем сидении чужого автомобиля и слышала, как по радио передали сильный ливень на западе США, как ведущий предупредил водителей о безопасном вождении по скользкой дороге.
Летя вдоль асфальта от удара в бок, она успела подумать о том, что не хотела бы вот так закончить: на грязной дороге, среди чужих людей, под колесами кого-то, кто так же как и она торопился домой. Не хотела бы стать причиной чьих-то терзаний, и еще одним некрологом из сводки вечерних новостей. Всего сотая доля секунды оттолкнула её назад, позволив встряхнуться и захотеть жить, как никогда. И когда это желание пересилило разливающуюся по всему телу боль, Эви начала приходить в себя, и темнота отступила.
Затем глоток свежего воздуха, и стоило ей задышать, как в легкие попала струя воды. Эвелин закашлялась. Пытаясь поднять голову, она теперь уже в полной мере ощущала, как ломит руки и ноги, как горит ободранная нежная кожа на боку, вдоль всего тела, и как жжет затылок со слипшимися в крови волосами.
Ну очнись ты хоть, пожалуйста, - чужой голос велел ей прийти в себя. Она была бы рада, но все попытки заканчивались крахом. Где-то к концу пути, девушка начала шевелиться, пытаться сесть или хотя бы оторвать голову от кресла. Силуэт водителя был настолько размазан, что даже смотря на него в упор, Эвелин не видела ничего, кроме оттенков его одежды. Куда вы меня.. - с трудом шевеля языком, она почти закончила свой вопрос, но мужчина прервал её попытки заговорить, когда взял в руки телефон и набрал кому-то голосовое сообщение. Эви откисла, касаясь головой на каждой кочке жесткой подушки под головой. Дав водителю закончить и положить телефон, она начала заново, набравшись сил: Парень, - она бросила попытки сесть и закрыла лицо рукой, - Слушай.. Вези меня домой, у меня нет страховки. Головная боль сменилась тошнотой и, попытавшись обезопасить себя от последствий, Эвелин замолчала и подняла нос к приоткрытому окошку, откуда едва струился свежий воздух.
Дуновения ветра несли с улицы запахи тяжелого городского смога, туманных влажных осадков и сладкой выпечки из пекарни, около которой они толкались в небольшой пробке на светофоре. Посреди всех этих будничных и почти не интересных запахов, она уловила лишь один - аромат мужского парфюма, столь яркий и индивидуальный, что спутать с каким-либо другим его было невозможно. Он тревожил её и заставлял девушку пытаться сфокусироваться на своей памяти. Да, зрение и слух сейчас были почти бесполезны, но обоняние Эвелин не подводило, этот аромат был ей знаком и давно сидел где-то в голове, но, к сожалению, окончательно затерялся среди прочих ошмётков ненужных воспоминаний. Оттуда его было не достать, а значит не вспомнить где он возник и когда.
По приезду к больнице пришлось немало потолкаться на парковке, но, благо, на взволнованную ругань виновника аварии сбежалось много врачей. Они мгновенно определили Эвелин в палату и попросили носилки, чтобы осторожно перенести её наверх.
Под светом яркой лампы, Эвелин щурилась, как полуслепой котенок. Врачи собрались в одном небольшом помещении всемером: главный врач, хирург, ассистенты и несколько интернов с блокнотами, которые оживленно вели беседы тихим полушепотом, пока медсестры снимали с Эвелин разорванное платье и отдирали кусочки шелка от засохшей крови на ранах. Хирург быстро раздал указания, пока главврач занимался тем, что объяснял юнцам порядок выполнения хирургической работы в таком случае. Эвелин, конечно, не сопротивлялась, потому что не могла, хотя всей душой не хотела всех этих медицинских разбирательств. Больше всего на свете она ненавидела больницы и лечение разнообразных недугов. К тому же, отстутсвие страховки значило полную оплату лечения и стационара наличными, которых у нее с собой было всего ничего.
Вот так угораздило, вечер обещал быть таким уютным и тихим: в компании подруги, которую Эв собиралась позвать на пиво, с интересным фильмом и под звуки бушующей стихии за окном. Но теперь, чем сожалеть о загубленном вечере, она начинала понемногу понимать происходящее и оценивать его здраво: отказаться от пива было не такой уж плохой идеей, если была хоть малейшая возможность все-таки не остаться инвалидом на всю жизнь.
Черепно-мозговая, средней тяжести, реакция на свет слабая, - мужчина в зеленом халате посветил ей в глаз крохотным фонариком, - Может отключиться, следите за показателями. Девушка вдохнула стерильного воздуха, насыщенного спиртовым запахом и с трудом отвернулась от света. Никуда я не отключусь, не надейся.
Сёстры сняли остатки ободранной кожи и обработали мелкие раны на теле, вопрос переломов и внутренних повреждений еще уточнялся, а студенты в сторонке не прекращая галдели, то повышая громкость своих разговоров, то смолкая, поймав грозный взгляд главврача.
Мужчина, вы муж, брат, кто? Вам тут находиться нельзя, - медсестра буквально выпихнула его грудью из палаты, не дожидаясь ответа, - Можете подождать на диване в коридоре, врач выйдет, как только сможет. Двери в операционную за ней захлопнулись и оттуда больше не было слышно ни единого звука, только иногда в окне двери мелькали силуэты в зеленых халатах, с масками на лицах.
Спустя почти час разбирательств, врачи наконец позволили отвезти Эвелин в палату и оставить её там в покое. Ей наложили в общей сложности почти 20 швов по всему телу, левая нога была сломана в обеих берцовых костях прямо пополам, пришлось наложить пластину и зашить рану. Эвелин оставили без движения, чуть ли не приковав её к постели, но все было бы хуже, если бы удар пришелся чуть выше в бок: Эвелин отделалась ушибами и кроме головы и ноги, почти ничто не пострадало. Несколько раз за последний час она вырубалась, но до конца не понимала от чего: то ли клонило в сон от усталости, то ли все-таки организм не справлялся с нагрузкой: несколько инъекций обезболивающих почти не помогли, потому что врачи боялись перегрузить ими организм Эвелин, и доза была минимальной, боль еще покалывала то здесь, то там.
В седьмом часу вечера она открыла глаза. Белая пустота палаты была такой назойливо-яркой, что тошнота снова и снова подкатывала к горлу. Вокруг не было ни души, аппараты непонятного назначения тихо шелестели в углу возле её кровати, под зафиксированной ногой горой лежали подушки в кристально-белых простынях. Эй. Кто-нибудь? - она попыталась крикнуть, чтобы кто угодно появился сейчас в дверях и сказал ей, что она может ехать домой. Позовите мне врача! - Эв крикнула, на сколько хватило сил, но ей снова никто не ответил. Девушка, обессилившая, откинула голову на подушку и прикрыла глаза. Всего-то сходила в магазин, подумаешь.
Прошу вас, заполните карту, дайте нам любую информацию о пострадавшей, - в палату, хромая, зашла женщина не молодых лет и, оглядываясь на мужчину в дверях, закрыла в палате все занавески, чтобы как можно меньше света сейчас тревожило Эвелин. Мисс, если вы пришли в себя, я оставлю вам карту, её необходимо заполнить. Обязательно впишите номер своей страховки. Я оставлю вам ночник. Женщина запахнула свой халат, включила тусклую лампу ночного бра и ушла, оставив дверь слегка приоткрытой. В комнате повисла глубокая тишина, темнота приласкала утомленные глаза девушки и она даже не попыталась запомнить все, что только что сказала медсестра.

+1

11

Дорога под колёсами уносилась вдоль; ливень кончился и теперь Маршалл приоткрыл окно в машине, чтобы девушку обдувал прохладный и влажный воздух. Врываясь в щель, он, казалось, заполонял собой всё пространство, выталкивая наружу запах мужского парфюма, крови и залежавшихся чипс.
Постепенно девушка начала вяло шевелиться, настолько вяло, что мужчина передумал про частную клинику и повёз куда ближе – в городскую больницу; благо до неё осталось совсем чуть-чуть. После дождя на мокрой дороге прочие автомобилисты не торопились и осторожничали, чем вызывали вспышки гнева, огоньками мелькающего в его глазах. 
Наконец, она пришла в себя настолько, что смогла произнести несколько слов: - Парень,  - Слушай.. Вези меня домой, у меня нет страховки. Не парься – процедил Маршалл сквозь зубы, Я всё оплачу -  только выздоравливай.
Машина бодро завернула в ворота городской больницы, проскользила по, извивающейся вдоль мокрых клумб с поникшими цветами, дороге и упёрлась в некоторое столпотворение. Маршалл нетерпеливо задышал, щёлкая пальцами по рулю, затем начал нервно нажимать на клаксон. Наконец, вышел наружу. Какой-то невысокий мужчина с растрёпанными волосами, начинающими кудрявиться от повышенной влажности, скандалил с работниками скорой помощи, всё время одёргивая за край свою клетчатую рубашку и никак не соглашаясь на компромисс.
Маршалл дёрнул его за плечо, развернув к себе лицом.  – Если ты сейчас не уберёшь своё корыто отсюда, на каталках увезут тебя. Видимо его вид был достаточно свиреп, чтобы скандалист последовал за руль своей машины.
Вслед за чёрным джипом к дверям подъехала и та самая скорая. Они то и забрали Эвелин, профессионально переложив её на носилки и сверкая новенькими колёсиками каталки, усвистали в здание.
Мужчина последовал за ними, но при входе был вынужден задержаться за стандартными вопросами кто такой, зачем пришёл, кто ей будешь и конечно, за бахилами. Даже халатик выдали. Накинув его на плечи, Эминем направился туда, где предположительно была пострадавшая – быть может его краткий сказ о том, что произошло мог как-то помочь, но его сразу же вытолкали за дверь. Краем глаза, Эм увидел в операционной главврача с которым был знаком, в профессионализме его не сомневался, и как-то сразу успокоился. Перед тем, как медсестра ушла, он уловил её за руку с тонким позолоченным кольцом, которое так и впивалось в её совсем не тонкий палец.
- Я вас очень прошу: если возможно сделать косметически швы, пусть делают. Лучшими материалами, лучшими препаратами. Если чего-то нет – я могу купить, это не проблема.  Медсестра многозначительно кивнула головой, мол и лучшее у нас тоже имеется. И палату, соответственно. Затем, он продиктовал свой номер телефона и осел на диванчик, рядом с которым стояло небольшое растение с крупными мясистыми листьями. Они были настолько зелёными и настолько чистыми, нет, даже стерильными, что мужчина попробовал надломить один лист, чтобы убедиться в том, что цветок живой. Спустя минут 20 он встал и ушёл вниз в холл, ведь ещё при входе приметил там автомат с кофе.
Спустя некоторое время зазвонил телефон – просили подойти в палату; Маршалл незамедлительно последовал по лестнице наверх туда, куда должны были увезти его «жертву».
Прошу вас, заполните карту, дайте нам любую информацию о пострадавшей – говорила всё та же объёмная медсестра с тонким кольцом, сопровождая его в палату.  Она столь быстро открыла нужную дверь, что Маршалл не успел прочитать её номер. Мужчина сделал глубокий вдох; смотреть на то, как ты изувечил незнакомого невинного человека было, мягко говоря, неприятно. Мисс, если вы пришли в себя, я оставлю вам карту, её необходимо заполнить. Обязательно впишите номер своей страховки. Я оставлю вам ночник. Медсестра задёрнула занавески, выключила свет и ушла. Маршалл запоздало сказал ей в спину: - Как главврач освободится, скажите, что мне надо с ним переговорить.
Дверь бесшумно коснулась косяка, но не закрылась до конца. Маршалл перевёл глаза на девушку, прикованную к постели. Самым неприятным  ему в данной ситуации казался перелом. Таких последствий он вообще не ожидал. Не дай бог, её с работы попрут или хромать потом будет. Такая молоденькая и красивая, а я уже загубил ей нормальную жизнь.
Эминем придвинул к её постели стул, взял в руки карту и ручку, но долгое время палата была погружена в тишину, так как нужных слов, за которые ей не захотелось бы съездить ему по морде, никак не находилось.
Мне очень жаль – голосом полным раскаяния проговорил он, поднимая взгляд на лицо девушки, медленно скользя по чертам, которые почему-то мерещились ему знакомыми. Выражение его лица сожалело, но  глаза как будто застыли в своей холодной голубизне. Просачивающийся сквозь синие занавески слабый свет подкрашивал его белые короткие волосы в синий. Лицо девушки же, напротив, было вся залито ласковым тёплым светом ночника. 
Эминем поправил сползший с плеча белый халат, протянул правую руку и взял в неё хрупкую маленькую женскую кисть. Стараясь говорить как можно убедительнее и твёрже, он произнёс: Всё обязательно будет хорошо. Вертящийся в бешеном ритме мир сейчас словно остановился; томительно тянулись секунды. Маршалл ожидал самых "лестных" эпитетов в свой адрес, но в палате пока царила тишина. Наручные часы, небрежно болтающиеся вокруг его запястья, показывали позднее время. Таня с Роксаной наверняка уже вернулись домой. И Джилл пришла с конюшни. Но бросить эту девушку здесь одну наедине с новым для неё пониманием своего нынешнего состояния Маршалл не мог, ему это казалось нечестным.
Левой рукой он щёлкнул ручку и приготовился записывать. Может, заполним карту?

0

12

Верхний свет погас и оставил белоснежную палату в полумраке с блеклым отсветом ночника. Комната наполнилась тишиной, которую не нарушал ни единый звук. Возле высокой кровати, на которой лежала пострадавшая, стоял неприметный стул, на нем горкой были сложены вещи девушки, вернее, все от них оставшееся. Эвелин отвернулась от входа лицом и уставилась в окно, занавески хватало только на середину, а по бокам ещё можно было углядеть, что происходит на улице. За стеклом мигали огни эстакады, и то зажигались, то гасли лампы в зданиях напротив. Боль отпускала тем быстрее, чем меньше Эв сосредотачивалась на ней, и пока её мысли были где-то не здесь, можно было ненадолго забыть обо всем и представить, что ты дома в своей постели.
Медсестра вышла из палаты, и её тяжёлые шаркающие шаги растворились за дверью в тишине коридора. Там словно остановилось время и не спешило возобновлять ход. Застрять здесь в гордом одиночестве было бы, безусловно, обидно, но ещё обиднее было чувствовать спиной этот сочувствующий взгляд, устремлённый на неё. Таким взглядом обычно провожают дворовую безлапую собачку, которую и оставлять жалко, и домой не возьмёшь. Если вы пришли взять автограф, то я сегодня не выступаю - шоу калек и уродов завтра, - Эвелин не видела человека, который стоял у неё за спиной, но готова была поспорить, что его мучила совесть. Сочувствие чужому горю - это отчасти героизм, так же как и умение прощать тех, кто сумел сильно накосячить и признаться в этом. Она хотела бы сказать, что все в порядке - не в её правилах мучить людей - но это было не так. Она сама была сильно напугана и не знала что ждёт её впереди.
Скрипнул порожек, медленные шаги прошлись вокруг по комнате и уволокли за собой второй стул, стоявший в углу возле медицинских приборов. Мужская фигура в темной одежде заслонила собой жёлтый свет ночника. Он придвинул стул ближе к постели и, наконец, сел. Эвелин не отрывала взгляда от окна, смотреть мужчине в глаза ей не хотелось, да и ворочать головой было не особо приятно. Садись и поговори со мной, раз пришёл, - тем не менее шептало её подсознание.
Мужчина перекладывал из одной руки в другую авторучку и папку с документами, которые нужно было заполнить, и пока что молчал. Эвелин молчала тоже. Что она могла сказать? Рассыпаться упреками, или закатить громогласный скандал с угрозами и бранью? Отчасти хотелось бы, но с другой стороны что бы это поменяло? Нога от этого быстрее не срастется, а голова не перестанет кружиться.
Мне очень жаль, - тревожный голос задребезжал в тишине и растворился в ней, как и все прочие звуки, которые возникали и затухали вокруг.
Девушка молчала, пытаясь быть честной и не обманываться, что в компании этого человека ей хуже, чем в одиночку. Мне тоже, - рыжеволосая смотрела сквозь него, на желтые занавески. Эви ощущала снова этот назойливый аромат парфюма, ей казалось он просочился в машину с улицы, но сейчас она чувствовала его опять, спирт пропитал её всю с ног до головы, но даже этот резкий запах медицинской чистоты и стерильности перебивался сладкими нотами мужских духов.
Чужая холодная рука коснулась её пальцев и обхватила запястье. В голове запульсировало; она хотела убрать руку, но мужской голос снова заговорил, он раздражал своей уверенностью: Всё обязательно будет хорошо, - и она задумалась. Кто дал тебе такую гарантию? Может я на костылях теперь всю жизнь буду ходить. Эвелин подняла наконец глаза на человека, сидящего напротив. Силуэт медленно расплылся на два одинаковых, а потом сложился воедино. Глаза девушки расширились и она быстро их прикрыла, чтобы больше на него не смотреть. Господи, она готова была провалиться сквозь землю сейчас прямо вместе с этой кроватью, пережить аварию ещё раз,  или что угодно, лишь бы заменить сидящего напротив знакомого ей мужчину на любого другого! И все сошлось: его голос, какой-то близкий и очень терпкий аромат его парфюма, знакомый силуэт и очертания лица. Ну почему, почему в Лос-Анджелесе столько людей, а жизнь вечно сводит тебя нос к носу с теми, кого ты хотел бы избегать??
Эвелин прикрыла лицо куском одеяла, дышать стало тяжелее, зато так она чувствовала себя менее уязвимой. Может, заполним карту? - щелчок авторучки; голос Маршалла как будто приободрился, наверно он чувствовал себя дико виноватым, раз даже остался с ней; человек, которому чуждо чувство вины, был так близок к провалу, но пока не понимал этого. По крайней мере Эвелин надеялась, что он действительно не узнал её, а не притворялся. Она закачала головой и что-то нечленораздельно промычала, потом достала из под угла одеяла нос и рот, чтобы произнести: Оставьте её на тумбе, я заполню позже, - Эви снова ушла в своё убежище под одеяло и уже оттуда протянула: Пожаааалуйста, езжайте, вас наверняка кто-нибудь ждет, раз вы так торопились. Я не собираюсь подавать в суд и брать с вас денег, просто оставьте меня в покое. Ярость отступила, она чувствовала себя бессильной, потому что не могла уйти и не говорить с ним. Девушка высунула из-под одеяла пятку, которой могла шевелить, и сделала то, что давно уже хотела сделать - она осторожно потянулась. Сон медленно окутывал её и сжимал в своих объятиях, а ещё она мечтала о мороженом с шоколадом и о том, чтобы кто-нибудь из её немногочисленных знакомых забеспокоился об её отсутствии и поскорее приехал, чтобы забрать её домой, но скорее всего её ожидало несколько дней или недель в этой железобетонной кровати, пока главный врач не позволит ей уехать самой, своими силами.

+1

13

Маршалл кожей чувствовал отторжение, злость, быть может, даже ненависть. Впрочем, на что ещё мог рассчитывать человек за доли секунды обрёкший невиновного ни в чём другого человека терпеть медицинские процедуры, некоторые ограничения и лишения. Лечение – это ещё ладно; ведь мог и насмерть сбить.
Всё так сложно стало в последнее время; ничто не может быть без подвоха. Каждый раз, попадая в некоторые жизненные передряги, Маршалл старался мыслить как можно более прямолинейно, но и в этот раз ему всё постоянно казалось и мерещилось. Казались знакомыми правильные красивые черты лица девушки, копна рыжих волос, глаза. Мало ли я моделей видел за свою жизнь, всяких менеджеров, работниц гримёрок, отелей, студий. Мне уже мерещится; надо, пожалуй, больше отдыхать.
Теперь постфактум в голову лезли назойливые «а если». А если бы сбил насмерть, а если бы ехал с Таней и ребёнком – не факт, что резкий манёвр на мокром асфальте прошёл бы удачно.  А если бы на месте этой девушки оказалась, например, Джилл… Наверняка у этой рыжеволосой красавицы есть семья или любимый человек, кто-то, возможно, сейчас ждёт её дома, волнуется, тревожно смотрит на часы.  Маршаллу становилось так горько от мысли, что кто-то может так же не заметить на пешеходном переходе члена его семьи.
Пострадавшая девушка отвечала односложно, стараясь придать своей речи как можно больше равнодушия. Мужчина слегка кивал головой после её ответов, в глубине души он знал и принимал тот факт, что говоря «уходи», женщина чаще всего капризничает, привлекает к своей проблеме внимание – уж такова типичная черта их характеров.
Всё это время девушка отвлечённо смотрела в щель между занавесками и окном, не спеша посмотреть на него. Когда, наконец, перевела взгляд, то повела себя странно. Во всяком случае, Маршалл не понял такой реакции. Ощущение, что он чего-то не знает или не понимает усиливалось.
Оставьте её на тумбе, я заполню позже, Пожаааалуйста, езжайте, вас наверняка кто-нибудь ждет, раз вы так торопились. Я не собираюсь подавать в суд и брать с вас денег, просто оставьте меня в покое. – девушка заговорила уже совсем по-другому, стала прятать от мужчины лицо под одеяло.
Пожалуйста, не надо о материальной стороне вопроса – немного резко перебил её Маршалл, повысив голос. Я тебя чуть не убил, поэтому я ДОЛЖЕН как минимум оплатить лечение. Его слова затихли в просторной чистой палате; мужчина смотрел на девушку, которая нелепо, по-детски пряталась в постели. Ну что за ребячество. Что случилось? Так стесняется меня? Может, моя фанатка и стесняется своего внешнего вида растрёпанного? Думаю, вряд ли…. Хотя.
Мужчина встал со стула, положил карту и ручку на тумбочку, навис над тем местом, где у девушки предположительно была голова. Мягко, но настойчиво отнял у неё край одеяла, ровно и спокойно заглянул в её глаза. Что за ребячество? Если ты стесняешься своего внешнего вида – знай, ты очень красивая. От всего сердца тебе говорю. Сеанс психологической помощи от Маршалла, ё-моё. Глядя на эту хрупкую, беззащитную девушку, можно даже сказать, затравленную и ситуацией и дикой усталость организма, он испытывал чувства, близкие к отцовским. Именно с той же интонацией и убедительностью вечерами он брал за руку Джилл, присаживаясь на край кровати в её комнате, и они беседовали. Маршалл повторял ей, какая она у него замечательная, какая красивая, утешал её подростковые обиды, мысленно сжигал мальчиков, которые ей нравились, но не отвечали взаимностью. Наверное, легко играть в хорошего папу, когда ты несколько недель не был дома, а затем, вернувшись, радуешься встрече и начинаешь «разбор полётов». Маршалл даже представить не мог, как тяжело растить детей, вкладывать разум в их головы, какое испытание – новорождённый ребенок.
Плавно выпрямившись, Мэтерс на миг обратил внимание на погоду за окном – темнело и, судя по характерному перестуку капель по подоконнику, снова собирался дождь. Мы случайно не встречались раньше? – спросил он, переводя взгляд на лицо девушки.  Переступив с ноги на ногу, продолжил: Ты не могла бы сказать мне своё имя?

+1

14

Случается в жизни разное, ничего не сделать. Случается что-то хорошее. Случается дерьмо. Мы быстро привыкаем к приятному: теплому солнцу, щедрости людей, хорошей жизни и своим успехам, к тому, что жизнь просто есть и она идет своим чередом. Но концентрируем и приумножаем мы почему-то лишь негатив. Стоит закончиться лету - затягиваешься осенней апатией, как дешевой сигаретой, а если человек, на чьей шее ты провисел много лет вдруг говорит "хватит" - обижаешься и осуждаешь. Постепенно количество накопленного "плохо" перевешивает все былое "хорошо", и жизнь становится мутной, обретает скользкий осадок. Даже самое лучшее, что ты можешь увидеть сквозь эту муть, приобретает привкус дерьма и легкий соответствующий аромат. Так ты медленно и верно идешь в никуда. Дни сменяются ночами, дела делаются, настроение скачет, а удовлетворение так и не наступает. Встряска в такие моменты бывает очень кстати.
Эвелин лежала на спине, уткнувшись носом в горячее от температуры её собственного тела одеяло. Вскользь оглядев свои исчерченные неглубокими ранками руки, она встрепенулась. Сквозь весь организм прошла легкая дрожь. Что если бы еще один шаг не в ту сторону - и насмерть? Осталась бы лежать на дороге, пока с головой не запихнули бы в черный пакет? И все? Кромешная тьма и больше ни глотка воздуха? Да к черту, не так уж все и плохо, - она смотрела на свою белую пижаму и слышала тихий треск у себя в голове, - Жива и слава Богу. В конце-концов это лучшая новость за сегодня. Я ЖИВА.
Девушка выглянула одним глазом из-под одеяла, надеясь, что он все-таки ушел. Но в сущности она понимала, что такого не случится. Эвелин долгое время работала на этого человека; чтобы приспособиться к его непростому характеру, понадобился ни один месяц, но именно потому она знала: отступать не в его правилах, и коль уж он вбил себе в голову какую-либо идею, он её воплотит. Даже если придется перевернуть эту кровать вверх ногами, чтобы увидеть лицо девушки, что так усердно скрывалась под одеялом. Она вцепилась в край пододеяльника всеми силами, но их было недостаточно. Голубые глаза по-профессорски строго осмотрели её лицо с низу и до верху. Что за ребячество? Если ты стесняешься своего внешнего вида – знай, ты очень красивая. От всего сердца тебе говорю. - кажется Маршалл пытался быть учтивым, и девушка приподняла брови и медленно кивнула, но отвернула лицо в сторону. Конечно, будь я последней уродиной на деревне - стал бы ты меня тогда так усердно вжимать в стол?
Слушай, водитель года, чего ты от меня хочешь, м? - она рывком отобрала у него свой законный кусок одеяла и очень осторожно и неторопливо приняла вертикальное положение в своей койке. Я вот хочу, чтобы меня как можно скорее отпустили домой, если желаешь помочь - повлияй на них своим авторитетом. А если хочешь откупиться деньгами и слинять с чистой совестью по-быстренькому, то отпускаю тебя прямо сейчас, забота мне ни к чему. Эвелин уткнулась взглядом в свои колени, накрытые покрывалом. Нога под гипсом сильно зудела, хотелось оторвать её насовсем.
Мы случайно не встречались раньше? - продолжал настаивать на своем мужчина. Все как она и думала: умный он человек или глупый - кто знает? Но вот настойчивости ему не занимать. Как и короткой девичьей памяти. Ты не могла бы сказать мне своё имя?
Эви нахмурилась, она ковыряла пальцами гипс на правой ноге, но услышав вопрос закончила свое бестолковое занятие и подняла глаза прямо ему навстречу. В какой-то момент они пересеклись и застряли, глядя друг на друга. Зеленые глаза блеснули, и зрачки девушки расширились, она почувствовала прилив гнева к своим рукам, может быть ей хотелось вскочить и поколотить его, но он лишил её этой возможности.
Память на лица короткая? - рыжеволосая подложила под спину подушку и сложила руки на коленях, - Ну, записывай. Э-ве-лин.
В этот момент по окну застучал сильный дождь. Он усиливался все больше и скоро от этого стука стало не слышно даже своих мыслей. Минута, и он снова стих, продолжая монотонно топтаться по подоконнику.
Среди напряженного молчания, повисшего между людьми, что-то негромко завибрировало. На стуле с вещами где-то в глубине сумки шелестел мобильный телефон. Эв не повела и бровью, она продолжала не отрываясь смотреть ему в глаза, чтобы уловить в них хотя бы одну эмоцию.
Наверно, быть мужчиной все-таки проще. Столько ненужного можно исключить из своей головы, столько лишних переживаний можно избежать, просто родившись мужиком. Их мир устроен как-то по-другому. Они проще, прямолинейнее и решительнее. Иногда кажется, что эмоции - это вообще придумано не для них. Хотя может они просто хотят, чтобы мы так думали.
Долгую паузу Эвелин не выдержала. Она громко чихнула и запульнула свободной от гипса ногой прямо ему в колено. Это судороги. Наверно я умираю. Все, иди восвояси. - если бы она могла встать, то непременно выпроводила бы его из палаты, но все, что она могла сделать - это заныть: Сестрааааааа, дайте мне поговорить с врачом! Отпустите меня домой!

+1

15

К сожалению, весь его миролюбивый настрой разрушался о великую китайскую стену неприступности и дерзости девушки. Маршалл и так и эдак уже пытался наладить хоть какой-то эмоциональный контакт в попытках успокоить собственное чувство вины, но эта особа каждый раз грубо отвергала любые его старания.
Выслушав, вернее практически пропустив мимо ушей очередную гневную тираду, Маршалл, слегка нахмурив лоб, вглядывался в её лицо, пытаясь вспомнить, кто же она. Наверняка знакомы. Судя по гневным речам – явно не фанатка. Надеюсь, у неё нет от меня детей, а то я такими темпами смогу открыть детский дом имени Маршалла Мэтерса в Танином коттедже.
Гневный голос девушки оторвал его от размышлений: Ну, записывай. Э-ве-лин. Эвелин, Эвелин, Э-ве-лин. Блин, да хер её знает кто она, не помню никакой Эвелин в последние годы, может надо позже копать...?
Эвелин чихнула, одновременно с этим зарядив ему в коленку ногой. Твою мать! – Маршалл от неожиданности аж подскочил, а потом неторопливо осел на стул, потирая ушибленное колено.
Лицо её мне явно знакомо, но я не помню её среди всякой мелкой обслуги, что крутится на студии, на выступлениях. Как будто память стёрли, а! Может она пластическую операцию какую сделала и я поэтому её не узнаю?
Сестрааааааа, дайте мне поговорить с врачом! Отпустите меня домой! Маршалл слегка поморщился, как морщатся родители, когда их чадо слишком громко себя ведёт. Ножкой потопать не забудь – ехидно заметил он, но вслух не высказался. Мэтерс хотел во чтобы то ни стало сохранить хладнокровие, хотя мысли лихорадочно путались. На секунду отодвинув их на второй план, он спокойной произнес: Эвелин, во-первых, на тумбочке есть звоночек – нажимаешь его и сигнал передаётся на пост дежурной медсестры, не обязательно так кричать. Во-вторых, никаких домой.
Стало быть, он сильно изменился. Пожалуй, в те времена, что Эвелин знала его, он бы давно перевернул её вместе с кроватью и ушёл, шваркнув дверью, но сейчас его что-то держало. То ли неразгаданная загадка, то ли некая мораль. Он явно стал чувствительнее с появлением в его жизни семьи и дома, в который хотелось возвращаться.
На лице Маршалла внезапно расплылось радугой озарение, даже на ноги порывисто встал, заставив стул коротко, но веско скрежетнуть по полу. Да уж, нифига себе привет из прошлого. Усмехнувшись, мужчина поднял глаза к потолку: Вспомнил. И стоило делать из этого такую загадку? Переведя взгляд на Эвелин, он на этот раз посмотрел холодно. 2006-2007 год, Детройт. Я тебя просто трахнул. Прозвучало как-то пусто, жестоко, как с треском сверкнувшая молния посреди ясного неба. Мэтерс тихо и молча покинул палату, мягко притворив за собой дверь.
Наверное, его постигло некоторое разочарование от прояснившейся картины, ожидалось чего-то фееричного, необычного. С другой стороны, она-то чем виновата.
Ничем не виновата. – подумал Маршалл, медленно бредя под дождём с территории больницы. Пожалуй, ему нужно было развеяться. Всё-таки у него плохо получалось держать себя в руках при открытой провокации на конфликт. И зачем сказал про Детройт, как будто она сама не помнит. Даже не знаю, что обиднее, что тебя не вспомнили или, что вспомнили то, что тебе душу бередит?
Небольшой придорожный магазинчик принял его удушающим многоголосым запахом цветов и задорно прозвеневшим колокольчиком откуда-то сзади и справа. В фигурных белых вазах притаились роскошные букеты, среди всего этого пёстрого многообразия, он выбрал классический вариант: Розы мне, рыженькие. Только без шипов. Какой интересный цвет. Вроде почти красный, но нет – всё-таки больше в рыжину.
Надо было заняться делами – например, сходить к главному врачу, оплатить всё. Чем впрочем, Маршалл и занялся, когда вернулся в здание городской больницы. Когда со всей официальной частью было окончено, мужчина тихо проследовал по пустынному коридору до знакомой уже двери в палату. Приоткрыв дверь, он приметил, что девушка уже спит. Ну, или сделала вид, что спит.
Тихо скользнув к её постели, Маршалл выключил ночник, освещавший закрытые веки; тихим шелестом жёстких листьев легли розы на край кровати. Мужчина наклонился к ней, легонько провёл ладонью по взъерошенным волосам и прошептал: Прости меня за всё.
Присев на стул, он принялся корябать на какой-то бумажке номер своего телефона, чтобы в случае надобности Эвелин могла с ним связаться….

0

16

По жизни Эвелин вела себя как вечный ребёнок. Говорят ведь, что дети очень непосредственные. Они открыты для этого мира, они не прячут свою реакцию на простые и сложные задачи, на то, что кто-то иногда говорит им "нет". Эви тоже позволяла себе эмоции, которых иногда стоило опасаться или избегать. Конечно, серьёзной быть она могла и умела, училась этому долго и прилежно, чтобы когда-нибудь стать готовой к взрослой жизни, но стоило случиться чему-то из ряда вон выходящему, и девушку с головой накрывали неконтролируемые эмоции. В этом была она вся: честная и не скупая на живые чувства, настоящая и искренняя. И по крайней мере обижаясь или злясь, она была откровенна: так она давала людям знать, что не умеет и не станет молчать о своих переживаниях и чувствах. Пусть тот, кто её обидел и не заметил, об этом знает.
Девушка получила то, на что сама его спровоцировала. Освежила память и вывела на конфликт человека, который может быть и поступил когда-то бесчестно, но за сегодняшний косяк был готов раскаяться. Нет, нет, она не оправдывалась сама и не оправдывала его, но такие уж они, эти мужчины. Впрочем, тоже самое они думают о нас, что мы легковерны и слишком взбалмошны, что никаких устойчивых к переменам ветров устоев и принципов в головах у нас нет. Может они и правы в этом, но Эвелин никогда не жила и не смогла бы жить по одному порядку, она делала и говорила вслух только то, что было на сердце прямо здесь и сейчас.
Когда свет в коридоре погас, на часах было уже около десяти. Эвелин неловко перевернулась на другой бок, но лежать в таком положении было очень некомфортно. Она откинулась назад и, подложив побольше подушек себе под затылок, очень скоро уснула. Сказать по-правде, никаких душевных терзаний она не испытывала. Не мучилась на счёт перелома, на счёт неудачного пятничного вечера. Не тряслась от неожиданной встречи с бывшим начальником. В общем, все было по-барабану, мандраж прошёл и теперь хотелось только отдыхать.
Девушка провалилась в глубокий сон, но всего пару минут спустя снова проснулась от ужасного зуда в ноге. Она покряхтела, поворчала и, отбрасывая подальше все мысли об уничтожении этого дурацкого гипса, улеглась снова.
В двенадцатом часу дверь легонько шаркнула по оторванному порожку и приоткрылась. Эвелин не спала, но лежала с прикрытыми глазами на боку, дотягиваясь носом до тонкой струйки свежего остывшего воздуха, тянущейся из приоткрытого окна.
В темноте она покосилась на мужчину возле своей постели. Без света ночника в комнате стало очень пусто и некомфортно. Он наклонился над ней и что-то зашелестело возле её колен, а потом опустилось на одеяло. Среди приевшегося запаха спирта, она почувствовала нежный аромат роз. Эвелин все ещё не открывала глаза, но прислушивалась к каждому шагу. Маршалл дотронулся до запутанных рыжих волос, и очень тихо произнёс: Прости меня за всё. Девушка продолжала лежать, не открывая глаз. Она ещё размышляла о том, на чем следовало им сейчас расстаться и разойтись. Как и всегда, запутавшись в гневе и милости, она чувствовала замешательство. Мужчина нацарапал едва пишущей ручкой что-то на обрывке бумаги из медицинского справочника со стола. Он собирался уходить, когда Эвелин вытянула из-под одеяла руку и крепко вцепилась в его запястье.
Подожди; - сказала она, - иди сюда. Я гадина, прости. Спасибо, что не бросил меня на дороге. Она медленно приняла сидячее положение и сквозь темноту заглянула ему в глаза, которые едва могла сейчас различить. Она не ждала какого-либо ответа, но от всего сердца обняла его за плечи и похлопала ладонью по спине. Сейчас ей как никогда стало плохо от ощущения, что она осталась одна, что единственным человеком, который думал о ней и помогал, стал тот же, кто когда-то ранил нежные девичьи чувства и в дополнение сшиб её бампером под зад. Наверно, кто-то сверху все-таки приглядывал за ней, но кроме того ещё и очень гнусно глумился от скуки.

Отредактировано Evelin (2016-27-07 00:30)

+1

17

Почему в моей жизни так много обиженных женщин? – Подумал Маршалл, дописывая последнюю цифру своего номера на клочке бумаги, позаимствованной из неопознанной книги медицинской тематики в мягкой потрёпанной обложке. Правда он был уверен на 99,9 %, что Эвелин ему не перезвонит. Несмотря на то, что номер был у главного врача, который назвал предположительные сроки выписки и обещал звонить по поводу возникновения каких-либо непредвиденных обстоятельств, а так же, если девушку заберут родственники; Мэтерс хотел, чтобы номер был и у неё "на всякий случай". Он намеревался забрать её из больницы и доставить до дома, так как со сломанной ногой заползать в общественный транспорт и ехать с пересадками… Да она бы его прокляла!
Положив листочек рядом с тревожной кнопкой, вызывающей медсестру, мужчина глубоко вздохнул и повернул голову в сторону окна, глядя на пустынную парковку, на которой стояла его машина, почти растворяясь в тени деревьев. Снизу раздались громкие голоса, клацанье дверей, затем гул мотора. Машина скорой, повиляв по узкой дороге до ворот больницы, выехала на дорогу, врубила сирену и помчалась по пустынным улицам. Сверкающая в свете фонарей гладь лужиц на асфальте успокоилась; дождь давно утих, лишь влажные листья то и дело сбрасывали с себя тяжёлые капли.
Маршалл встал, опираясь руками на колени, и сделал шаг в сторону двери, когда девушка крепко схватила его за руку, заставив вздрогнуть и резко повернуть голову. Вот этого я не ожидал.
Подожди; иди сюда. Я гадина, прости. Спасибо, что не бросил меня на дороге. – сказала она, медленно и плавно поднимаясь в сидячее положение. Маршалл, не вырывая своей руки из хватки Эвелин, развернулся к ней корпусом, упираясь в кровать коленом. Он был несколько удивлён таким поворотом событий. Уже оказавшись в её объятиях, Мэтерс всё ещё шёпотом проговорил: Ну я же не совсем м*дак. В ответ он осторожно приобнял её; трогать было боязно – боязно сейчас в сей трогательный момент как-нибудь сделать ей больно.
Маршалл, мягко надавив на её плечи и придерживая другой рукой пострадавшую голову, аккуратно уложил её обратно в лежачее положение.  Тебе нужен покой, набирайся сил. – он всё ещё шептал, будто боялся силой своего голоса вспугнуть воцарившееся примирение. Пальцем убрав упавшую на лицо рыжую прядку, наклонился к ней низко, так, что даже кулон, болтающий на его шее, выскользнул из-под футболки и коснулся больничного хрустящего от чистоты одеяла. Всё обязательно будет хорошо. Маршалл дотронулся губами её лба, затем выпрямился и вышел из палаты. На пороге он обернулся и сказал уже громче: Я не прощаюсь.
Лестница вниз, пустынный холл; сонный охранник поднялся со своего поста и открыл запертые двери. Конечно, посетители не остаются настолько допоздна, но за деньги можно устроить многое и очень многое.
Мужчина сел в автомобиль, заметив, что забыл закрыть приоткрытое окно – да и некогда было тогда, голова другим занята. Пассажирское переднее сидение слегка намокло от попадавшего сквозь щель дождя. Такие пустяки. – Маршалл улыбнулся, завел машину и выехал с парковки, пустая дорога пригласила его погонять, но он не торопился. Пожалуй, он ещё долго будет ездить «по медленнее» .
-------------домой ----------

+1


Вы здесь » Horsepower » Центр города » Городская больница