Путаница лесных едва различимых из-за свежевыпавшего снега тропинок, разнообразие запахов – наконец, Юта разобралась во всём этом, уверенно и неумолимо идя по верному курсу – к конюшне.
Сверху, над головой раздавался голос спутницы: Я вообще-то оттуда сбежала недавно. С другой стороны не мерзнуть же мне тут всю ночь. Ты сама с собой разговариваешь, или всё-таки ко мне обращаешься? А я тоже сбежала, по сути-то. От Эвелин. Она мне нравится – я ухожу и ей будто бы всё равно, а с другой стороны, как-то странно, что она меня не ищет. Даже как-то… обидно? Юта, ты сошла с ума, очевидно. Тряхнув тяжёлой квадратной мордой, собака обратила внимание на след, который чуть не ускользнул от её носа. Плохо, сконцентрируйся.
Парочка неумолимо приближалась к конному клубу, звуки жизнедеятельности которого были уже едва уловимы, заслоняемые скрипом деревьев, шумом их оголённых ветвей и топотом кобылы. Лошади не умеют красться, совсем нет. Разве сможет она подойти незамеченной к кому-нибудь, когда на копытах у неё килограмм железа? Да и вообще топает громче человека, когда идёт. Боже, какое несовершенное существо! Лошадь, очевидно унюхав людей, радостно припустила, обгоняя питбуля, который в силу своей комплекции большую скорость наравне с лошадью развить не может. Вот падла! – подумала Юта, вывалив язык, пытаясь догнать убегающую скотину. Та, вдруг остановилась у забора. Ну что ещё? В калитку боишься своими габаритами не вместиться? Я бы дошла и сама. Но, ладно, оставайся. Одна ночь. Я все-таки обязана тебе своим пробуждением. – высокомерно проговорила она, повернув голову на собаку. Юта глухо зарычала в ответ – она не позволяла, чтобы с ней разговаривали в подобном тоне. Наконец, они оказались в конюшне, Юта шла позади, почти вровень с задними ногами лошади, осматривалась.
Выбежал человек, который окликнул рыжую лошадь коротким «Али». Вот как тебя, оказывается, зовут. Образовавшаяся суматоха не понравилась Юте, она чуть отошла к двери какого-то денника, прижимаясь к ней боком, припав брюхом к бетонному полу, готовая совершить молниеносный прыжок, впиться в кого-то зубами, нещадно полосуя податливое тело. Вслед за Алиенто, но, с некоторым опозданием, Юта очутилась в деннике, остановившись к углу под кормушкой. Вошедшего конюха неустанно сканировали её небольшие жёлтые глаза, а из пасти вырывалось глухое рычание – эта собака не даст себя в обиду. Но тот, кажется, интересовался исключительно лошадью. Он снял с неё все эти странные приспособления и вышел из денника. Юта отчётливо слышала звук задвинувшейся щеколды. Вопрос, как мне теперь отсюда выбираться? Ну ладно, подумаю об этом с утра. Дверь денника вновь открылась, что заставило собаку вновь насторожиться, но это был какой-то другой человек, поставивший на пол миску с водой. Сука отошла к миске и, как оказалось, не зря – за спиной послышался шелест опилок и лёгкий гул пола – лошадь прилегла. Конь прилёг – земля трясётся. – заметила собака, понюхав воду. Но пить она так и не стала – всё ожидала какого-то подвоха и подлости в виде отравленной воды, например. Да и пить она не желала – ела снег, когда шла сюда. Исподлобья посмотрев на лежащую лошадь, собака обошла её кругом, едва слышно ступая по мягким опилкам. Затем, покрутилась и легла на сено, лежащее на полу. К слову, оно не плохо пахло. Получилось, что собака со своего места отлично видела морду кобылы и, в свою очередь, Алиенто тоже хорошо могла её видеть. Юта положила морду на вытянутые впереди лапы, едва была готова прикрыть глаза, как лошадь вновь заговорила: Будь, как дома. На голос лошади, собака подняла свои треугольные обрезанные уши, отчего её широкий лоб пошёл мягкими складками шкуры. Затем, она положила морду обратно, лишь через некоторое время заговорив, медленно роняя слова: Дома. Дома диван. И мясо в миске. Да я тоже в какой-то степени сбежала. Хотя, я запросто хожу там, где хочу и куда хочу. Бессмысленно таскать меня на поводке, почему люди не понимают этого? Вопрос был скорее риторическим. Собака замолчала – она и так сказала много слов. Юта в принципе была немногословно, словно что-то жило внутри неё, всегда сдерживая слова.

Собака подняла голову, следя глазами за мотыльком, что бился там, высоко о стекло их общей клетки. Наконец, он не выдержал борьбы и сдох, свалившись в ноздри рыжей кобылы. Не будь здесь лошади, с её насмешливой манерой держаться и выражаться, Юта бы съела насекомое – ей нравилось, как они хрустят. Но, сейчас, понятное дело, делать этого не стала.
Тогда зачем ты ушла? Быть диванной зверушкой - это же так удобно и модно теперь. – отозвалась кобыла. Губы Юты слегка дрогнули, обнажив массивные клыки, но выдержав паузу, она приутихла, настроившись на более спокойный лад. Мне дорога свобода. – медленно проговорила собака, устремляя пустой взгляд в обшарпанную стену денника с отчётливыми следами копыт.   Люди не отличаются высоким коэффициентом ума... Амбиций много, ничего не скажешь, а вот смекалки. Юта заскользила глазами по морде Алиенто. Горло уже щекотали слова, так назойливо, что даже хотелось вдруг заговорить с ней, как с равной, что-то рассказать, отказавшись от собственной горделивой замкнутости. Откуда ты? – лошадь смотрела на неё, с каким-то интересом. Наверное, ждёт, пока я что-то скажу… Ну что ж. Юта потупила взгляд в опилки – светлые стружки, что шумным ворохом покрывали бетонный пол таким толстым слоем, что даже не чувствовалось его холода. Ты мало видела людей. – начала собака, голос её был хриплым, каким-то глубоким. Я помню своего Хозяина до сих пор. Сука произнесла это слово с какой-то потерянной нежностью, грустью, с какой говорят собаки о своих погибших щенках. Я его любила. Больше всего на свете, он был для меня Богом. В конюшне погасили свет – помещение погрузилось во мрак, и собака вздрогнула, но, быстро успокоилась, видя, что лошадь никак не отреагировала на сие действие людей. Юта некоторое время приглядывалась к очертаниям лошади, предметам, которые в темноте возымели причудливые силуэты, порой, даже пугающие. Прошло времени примерно с минуту, и глаза собаки полностью привыкли к темноте, она стала лучше видеть. Тем более, луна блёкло освещала место её ночлега. В этом холодном мёртвом свете живо блестели её глаза, взгляд которых бы обращён на морду лошади. А потом… Юта перевела дух, глубоко втягивая в лёгкие воздух, а потом Хозяин не проснулся утром. Сколько ночей было проведено ею в тоске, когда, объятая лунным светом, сидя на какой-нибудь горе мусора, она выла и выла, оплакивая свою судьбу; сейчас Юте даже казалось странным, что она может говорить о Хозяине так, сравнительно, легко.  Грудь привычно щемило, и, будь она одна, наверняка бы выпустила в ночь свою боль сильным, чуть хриплым голосом. У меня забрали Его тело, увезли меня в другое место, били. – Собака говорила безразлично, её будоражило только упоминание о погибшем друге. Месяц. Потом я впервые напала на двуногого и меня выбросили. Юта, казалось, задержала дыхание. Ты спрашиваешь, почему я не сплю на шёлковой подушке? Потому что я выжила в ту первую зиму, стала собакой улиц. Люди меня боятся, многие – агрессивные. Ты знаешь, бывают и такие люди, которых будто окружает светлая сфера, я её чувствую, порой, мне кажется – я её вижу. Эти люди напоминают мне Его. Собака усмехнулась. Их немного, но они существуют. Юта вздохнула, кладя голову на лапы, но, как будто что-то вспомнив, подняла её вновь. Однажды, меня поймали на улице и посадили за решётку – в собачью тюрьму. Я должна была умереть, но какая-то семья забрала меня оттуда. Они были светлыми людьми, но я всё равно ушла. Улица – она как зависимость, мне душно без неё. Эта девчонка – Эвелин. Неплохая, но променять свободу на кормушку, поводок и диван? Юта издала звук, похожий на смех, мне уже шесть лет и я уверена, что проживу ещё столько же. На улице.
В соседнем деннике какая-то лошадь неловко ударила копытом о стену, что заставило собаку встревожено вскочить на ноги, не понимая, что происходит. Впрочем, Юта быстро поняла, что ничего страшного не случилось. Рыжая Алиенто, спокойная как танк успокаивала её своим присутствием. Сука подошла к поилке и немного попила, потом, сделала круг по деннику, обойдя лошадь. Она просто размяла лапы. Всё-таки по полу шёл лёгкий холодок, наверное, он проникал в конюшню сквозь щель под дверьми конюшни. Ничего не спрашивая, Юта без доли смущения улеглась у лошади под боком, греясь в тепле, исходящем от большого конского тела. Впервые за очень-очень долго время она говорила так много. Слушая мерный шум ветра за стенами конюшни, Юта проговорила ещё пару слов: Скоро весна. Я чувствую. А ты-то… про себя расскажи.

Своей мощной широкой спиной Юта прижалась к тёплому рыжему боку и, пожалуй, задремала бы, если бы какое-то подобие вежливого участия не потребовало от неё выслушать исповедь Алиенто.  Собака слушала внимательно. Её острые купированные уши были подняты и чутко улавливали звуки голоса Диабло. Собеседница говорила о своей тяжёлой участи, конской судьбе. Осознавая её слова, Юта размышляла сама с собой наедине. Я вижу людей каждый день на улицах. Если остановиться и сесть на тротуаре, то их поток всё идёт и идёт мимо тебя, тогда ты ощущаешь себя ничтожно маленькой и одинокой по сравнению с этой огромной человеческой популяцией. Если ты не занята какой-то насущной проблемой, например, как добыть еды, или как достать из лапы осколок стекла – ты даже можешь видеть, как настроен тот или иной человек. Иные идут сердито, быстро – они спешат. У них нет ни на что времени и нет ни до кого дела. Другие идут медленно – порой, зеваки, которым не куда себя деть. Чаще всего они, придумав, наконец, себе занятие, бросят в тебя камнем. Собака поудобнее уложила голову на лапах. Что-то она стала много задумываться в каких-то философских направлениях, что было ей самой необычно. Раньше такие мысли её редко посещали – проблемы были более насущными и занимали её мозг, не давая времени на то, что сейчас её овладело. Лошадь закончила говорить и Юта приподняла голову, ожидая услышать какое-то заключение или вопрос. Она тоже по-своему несчастна, только лишь сама придумала себе это всё. Ну а что ей ещё остаётся делать, как не придумывать? Заперта в клетке и света белого не видит. Ничего не видит, никакой жизни, только иногда, мельком. Разве есть у неё возможность сесть посреди тротуара и почувствовать её, Улицу? Каково это - быть любимым другом человека?  - спросила вдруг Алиенто. Голос её был наполнен сдержанным волнением, её действительно интересовал этот вопрос. Он был сложен, но Юта почему-то чувствовала, что должна ей ответить. В её душу, не знавшую прежде жалости, прокралось какое-то сожаление, сочувствие к своей ночной собеседнице. Собака тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. Мне… сложно ответить на этот вопрос. Это – не просто какая-то там радость, это любовь. Она затмевает всё вокруг. Боль и страдания – всё это стирается, уходит куда-то далеко, потому что рядом Хозяин. Ты в Него веришь, веришь каждому Его слову, жесту. Для тебя Он – центр мира и смысл жизни. Последние слова собаки прозвучали почти что гордо, с искренней собачьей преданностью, которую Юта унаследовала от своих предков, что потянулись к костру древних людей, стали служить им, в обмен на ласку и любовь. Собака, было взволновавшаяся до учащения дыхания, вновь утихла, поерзала немного и устроилась спать, языком своего тела давая понять, что больше говорить она сегодня не намерена.
  Ночь прошла тихо и спокойно, даже сосед Диабло не бил больше копытом в стену. На утро, Юта проснулась довольно рано, впрочем, позже чем обыкновенно, из-за того, что знакомой утренней промозглой сырости не было в тёплой конюшне. Именно эта сырость или утренний морозец будили её, когда она засыпала, где придётся. Лучи солнца освещали конюшню, словно золотом покрывая тонкие стебельки сена, лежащего на полу денника. Юта оглянулась на кобылу – та ещё спала. Собака осторожно встала, потянулась и отошла к миске с водой, которую вчера поставил один из людей, работающих здесь. Здесь ещё осталась вода, и собака с удовольствием попила.
Конюшня постепенно оживала – появлялись люди, неуклюже поднимались на ноги лошади. Некоторые громко стучали копытами и ржали, требуя жратвы. Но пока молодой парнишка в истрёпанном тёмно-зелёном свитере раскидывал лошадям сено. Юта прислонилась плечом к дверце, поза её была напряжённой – собака выжидала момент, когда откроется дверь клетки рыжей кобылы, чтобы выскочить наружу. А она останется стоять здесь, одна. Пока какому-нибудь трубадуру не понадобиться прокатить свой зад. – с грустью подумалось Юте, когда она вспомнила их вчерашний разговор. Дверь распахнулась, на миг ослепив Юту ярким солнечным светом, который отражался от бетонного пола прохода, политого водой, чтобы воздух был не очень пыльным. В следующий миг, Собака прыгнула вперёд, едва не сбив с ног не на шутку испугавшегося человека и чуть не врезавшись в тележку с лежащими на ней тюками сена. Притормозив, собака обернулась, сквозь открытую дверь глядя на Алиенто. В деннике, залитом солнечным светом, стояла её вчерашняя собеседница. Юта усмехнулась, потупив взгляд в пол, затем, посмотрела на лошадь. Ну, может, ещё свидимся. Дверь денника захлопнулась и собака задрала голову вверх – она могла видеть теперь только голову Диабло. Впившись жёлтыми глазами в тёмные большие очи лошади, собака простояла несколько секунд, затем, развернулась и ушла. Её походка была напряжённой, она шла на «охоту», собираясь поживиться чем-нибудь съестным.
------------> куда-нибудь.