Кем он был? – Каким-то Андреасом, местным бабником, танцором да певцом в клубах. Несомненно, он талантлив, но под слоем грязи загнётся любой,  даже самый прекрасный и сильный цветок.
Давненько он уехал из Лос-Анджелеса. Это был зов сердца, стремление к переменам, которые были какой-то жизненной потребностью для него. Знакомая чопорная Англия, её грустные дожди и густые туманы – вот, что встретило его, когда он сходил с трапа самолёта ещё летом, когда вдруг решил вернуться в Лондон. Но жизнь-то лучше не стала. Он сменил свой стиль, сменил даже имя, став Эндрианом, оттолкнулся от прежней своей разгульной жизни, замкнувшись в себе, став каким-то более хмурым и серьёзным. Наверное, это стадия взросления. Ему уже тридцать лет и это своеобразный рубеж усмирил его былую разгульность. Казалось, он занялся поиском чего-то для себя нового, иного смысла жизни, чем простое прожигание заработанных денег. Эндриан решил, что наступило время меняться, наверное, становиться одним из массы англичан, заковав внутри горячий испанский темперамент. Таковым он и стал. Устроился в офис рекламной компании, его несомненные личностные качества помогли ему продвинуться по службе. Как и один из миллионов он проводил полный рабочий день в офисе, потом шёл в свою съёмную квартиру, или отдыхал в скромном кафе с кружечкой горячего кофе.
Клубы, танцы, сомнительные люди – он оставил это в прошлом, сильно повзрослев за прошедшие месяцы.
Быть может, что-то по старой привычке щёлкнуло в нём, когда вдруг, справив новый год в полном одиночестве, он захотел бежать. Бежать от обыденности, которая окружила его. Странно – стечение обстоятельств или осознанный выбор, но его потянуло обратно в Америку, в тот самый город Лос-Анджелес, где так беспечно были брошены им когда-то три молодые кобылы, которых он, было, взялся работать.
Вот, уже начало февраля. Эндриан очутился в заснеженном городе Америки. Действительно, он сильно изменился: взлохмаченные, отросшие волосы, лёгкая щетина на лице, усталый, несколько обречённый взгляд. Он вызывал впечатление человека, который много повидал на своём веку. И Эн был уже не парнем – мужчиной. Прогулявшись в течении часа по набережной реки, Эндриан навестил свой коттедж, такой холодный, остывший в отсутствии своего хозяина. Уж лучше бы квартира. – подумалось ему. Далее, сев в автобус, так как ключи от машины искать было лень, мужчина отправился в тот самый конный клуб.
Его приняли вполне радушно, узнали не сразу, но, вспомнив «того паренька Андреаса», люди без каких-либо расспросов записали его в список работников. Как-то неловко отвязавшись от девушки, которая с пристрастием расспрашивала его об Англии, мужчина томно повел глазами и поскорее ушёл в конюшню. До чего же это был знакомый и родной запах! Запах лошади, её бархатистой шкуры, аромат свежего сена, какие-то примеси  душистых гелей, смазок для снаряжения – всё это сплеталось в неповторимый букет запахов, это был запах счастья. Эндриан украдкой улыбнулся, любопытным взглядом пробегаясь по бархатным носам, высовывающимся к нему из денников. Как идёт время. Вот, Порше продали, та самая тоненькая девочка Шагарет тоже продана. Осталась только Рагга, маленькая девочка Рагга. Ну как, маленькая? Наверное, ей уже четыре, или около четырёх. Что было в последний раз у нас с ней? Помню, я только начал приучать её к амуниции, да, точно, на этом мы и закончили. Неужели, никто не взял её в работу с тех пор?
Эндриан хмуро сведя брови, завернув в тренерскую, переодевшись там  в одежду, пригодную для верховой езды, затем, направился в амуничник, где взял всё необходимое, после, чётко направился к деннику пегой кобылицы. Когда он притормозил у нужной дверцы, аккуратно кладя на пол всё принесённое с собой, он усмехнулся, глядя на пегий круп, который был повернут к двери, и на таблицу с красноречивой надписью: "Кобыла не заезжена и агрессивна. Руки в денник не совать. Не кормить. Не входить." Мужчина усмехнулся, задумчиво проводя тыльной стороной ладони по колкой от щетины щеке. Рагга, что с тобой сделали, девочка. Ты же такой ласковой мне предстала. Тихо отворяя дверь, он назвал её по имени: Рагга, девочка. Голос его был мягким и спокойным как никогда. В раскрытой его сухой ладони появился кусочек свежего яблока. Джем, повернись ко мне, ты поступаешь невежливо. – с доброй усмешкой обратился он к пегому крупу. Эндриан был терпелив: чуть прислонившись плечом к косяку, вытянув руку в сторону кобылы, он выжидал, зная, что рано или поздно, как бы ни была испорчена лошадь, любопытство возьмёт вверх.

Пегая подняла голову, смотря в стену, видно, не желая кого-либо видеть. Эндриан с улыбкой наблюдал, как лошадиные ушки как локаторы повернулись на его голос, улавливая звук. Затем, не сходя с места, Рагга повернула к нему голову, изгибая гибкую шею. Какие задатки-то, а гибкость! Какая же пластичная лошадь. Голубые сорочьи глаза недоверчиво пробежались по его силуэту, изучая его, его лицо, его протянутую руку. Губы мужчины снова, дрогнув, растянулись в улыбке, когда он смотрел на неё, недоверчивую, осторожную. Да, девочка, ты уже не так доверяешь людям как тогда, когда я только тебя встретил. Переминаясь на месте, Джем развернулась к нему, затем, сделав несколько неуверенных шагов, взяла угощение, но не отдёрнула морды, что могло бы ожидаться, а уткнулась мягким носом в его ладонь. Мужчина тихо шагнул ей навстречу, сгибая руку в локте и пегая, вытягивая шею, положила голову ему на плечо. Рагга… узнала меня. – растроганно проговорил он, двумя руками оглаживая её шею. Мысли как-то неожиданно спутались, какое-то смятение, вызванное нахлынувшими чувствами. Мужчина совсем не ожидал такого тёплого приёма, не знал, что его образ был так бережно сохранён Раггой в памяти. Сзади послышались шаги, а потом громкое «Вау!», и лёгкий удар чего-то пластмассового. Эндри, обернулся, увидев конюха, что уронил пустое красное ведёрко на бетонный пол и с удивлением смотрел на них. Дааа, она меня узнала. – улыбаясь сказал мужчина, обращаясь к своему внезапно появившемуся собеседнику. Как она себя вела? Кто её работал?  - спросил Эн, аккуратно снимая со своего плеча голову Джем и всем телом поворачиваясь к конюху. Да никто её не работал. Стояла, стояла, а потом мне сказали табличку повесить. Укусила, наверное, кого-то слишком любопытного. Это ж что, с моего отъезда ей никто не занимался? – нахмурился Эндриан, чувствуя растущее чувство несправедливости. Конюх пожал плечами, поднимая с пола своё ведро: Ну, никто объездкой заниматься не захотел. Сейчас-то уж и подавно. Ладно, мне надо дать витамины Адмиралу. Мужчина кивнул вслед уходящему работнику, медленно поворачиваясь к лошади. Он, конечно, подозревал, что лошадью мало кто интересовался, но чтобы совсем…. Тем лучше. Было бы гораздо хуже, если бы её начали ломать под себя, покалечили психику и бросили, не в силах справится. А теперь… хм, у меня есть возможность воспитать кобылу для себя. Больше у меня никого в работе нет, да я и не хочу. Можно посвятить всё время ей. Ей. – мысленно повторил он, уверенно ловя рукой её тёплый нос. Ну что же, начнём... – проговорил Эндриан вслух, наверное, больше для себя, чем для неё. Мужчина взял большую мягкую щётку, прикрыл дверь в денник, чтобы лошадь случаем не вышла из него, затем, подошёл к её плечу, похлопал по шее. Всё в порядке, давай почистимся. Эн не хотел, чтобы этот предмет ухода её как-либо напугал или вызывал отрицательные эмоции. Она должна была запомнить, в его руках, щётка – хорошо. Не важно, что происходило во время его отсутствия, пусть хоть её веником чистили и лопатой в стойле гоняли, главное, что любой предмет в его руках не должен вызывать страха. Уверенными, правильными движениями, Эндриан смахивал с корпуса лошади пыль. Кобыла не была привязана, что не запрещало её вертеться вокруг него при желании. Мужчина это не запрещал – слишком много будет новой информации, если всё делать по правилам или в целях экономии времени, которого сейчас было, кстати, предостаточно. Почистив её с одной стороны, Эн перешёл на другую. Во время чистки, он не переставал разговаривать с Раггой, говоря ей тёплые и ласковые слова, оглаживая и хваля за недурное поведение. С мягкой щёткой было окончено – испанец отложил её в сторону, взяв взамен гребешок, которым он достаточно быстро расчесал её недлинную гриву и чёлку. С хвостом было сложнее, мужчина сначала слегка погладил её круп, помассировал около репицы хвоста, чтобы расслабить Джем. Затем, удалил небольшое количество описок из длинного конского хвоста. Чистка была окончена.
Молодец, Рагга. – похвалил и от души похлопал её по шее человек. Она была чуточку вертлявой, но это было можно легко объяснить большим количеством неистраченной энергии и оживлением, вызванным неожиданной встречей. Энриан вышел из денника, зайдя обратно с недоуздком. Поймав лошадь за храп, он осторожно надел недоуздок на её морду, застегнул ремешок, чуть подрегулировав его.
Придерживая лошадь рукой за недоуздок, мужчина сначала показал Рагге прыскалку с кондиционером, дал понюхать. Затем, прыснул в сторону, чтобы Джем видела, что это штука – совершенно безопасная. Эндри знал, что если в первый раз испугать лошадь, то в следующий раз будет сложнее прекратить нежелательное поведение, которое в дальнейшем может закрепится, став манерой себя вести.
Тииише, Рагга. Ничего страшного. – проговорил он, опрыскав её со всех сторон, особенно хвост и гриву, чтобы не выдирать много волос при расчёсывании.
Ну, теперь мы готовы. – проговорил он, угощая лошадь яблоком. Седловку он так же затеял в деннике, чтобы у кобылы была какая-то свобода действий, нежели на развязках. Тут она может обнюхать амуницию, даже попробовать её на зуб. Эндриан взял вальтрап и аккуратно накинул его на спину лошади. Затем, последовал амортизатор. Все его действия были неторопливы и размерены, в них таилась некоторая загадочность – пусть она будет с нетерпением ждать, что же будет дальше, чем инфантильно развесив уши терпеть действия человека. За вальтрапом последовала полупопона, укрывающая круп лошади. Да, он не собирался идти в манеж. Перед тем, как положить седло, Эндри подтянул стремена, чтобы они не ударили по пегому боку. Этот предмет амуниции он опустил на спину лошади осторожно, не плюхая. Хорошо, хорошо… - проговорил мужчина между делом, продевая подпругу в специальные крепления на вальтрапе. Сильно утягивать лошадь он не стал – только чтобы держалось и не сползало. Всё равно он не собирался сходу, только выйдя из конюшни, садиться верхом.
Затем, он одел на стройные ножки Джем ногавки. Редко было такое, когда этот человек выезжал на лошади, чьи ноги не были ничем защищены – всегда предпочитал перестраховываться.
С тех пор, как Эн уехал их Лос-Анджелеса и до сегодняшнего момента, он не садился в седло. Это был длительный перерыв, но Эндри знал, что ничего не забыл. Его знания были сейчас важны. Лошадь – это как глина для лепки. Пока она свежая, ты можешь мять её, погрешности не тяжело исправить, но стоит ей затвердеть, как укоренившиеся привычки, принципы, поправить тяжелее.
Пришёл черёд уздечки; мужчина подошёл к лошади и, стараясь её не напугать, одел повод на шею Рагги. Сняв недоуздок, он, мягко поглаживая морду, вложил ей в рот трензель, вместе с кусочками яблок. Закрепив на морде Джем уздечку, Эндриан проверил, не туго ли ей, после чего, снова угостил и похвалил лошадь.
Сам, он, выйдя из денника, надел на себя тёплую чёрную куртку, накинул на голову капюшон. Ну, готовы. – улыбнулся Эндри и, взяв Раггу под уздцы, повел вперёд по коридору конюшни.
Зимний полдень встретил их ярким зимним солнцем, скрипящим снегом и типичной суетой, которая была не редкостью во дворах больших конюшен.
Держа одной рукой повод, а другую положив на шею кобылы, Эндри старался её приободрить, но пока шагал с ней во дворе. Пусть попривыкнет к большому количеству людей с лошадьми, суете конюхов. А то растёт там, в своём дальнем деннике дикаркой.

---------> поле