Холодный ветер напевал за окном. Надоедливый, нескончаемый, пустой. В нём не было ни одного мгновения тепла, какое можно было почувствовать, если встать жарким летним днем в дышащем свежестью лесу.
Чувствовалось, как промозглая и почти что отчаявшаяся ждать солнечного тепла погода, сдалась под натиском осени. Её краски, мерцающие в резных узорах листвы плыли в глазах, словно сливались в одну яркую и слабо различимую массу.
Девушка, стоящая у окна, как-то уныло всматривалась в тусклый пейзаж окрестных дворов. Как быстро наступила осень, подумать только... - Таня с неудовольствием вздохнула и зашторила окно, выходящее на крыльцо. Лучше уж не видеть этого скверного настроения, которое все называют осенью.
Укрываясь теплым пледом, девушка вышла в гостинную и включила теплый пол. Странно, как так внезапно наступили холода. Вроде бы только вчера солнце блестело будто бы в жаркий июльский полдень, а теперь от него остались только намекающие на формальное пресутствие светила в небе скупые лучики золотистого света. Они с явным трудом пробивались на землю сквозь толщу облаков где-то на горизонте.
Часы смирно тикали в тишине дома. Можно было бы подумать, что сейчас раннее утро - так смирно и тихо в этом доме не было уже давно.
Посмотреть что ли как они там? - ответ не заставил себя долго ждать, ведь девушка уже поднималась по широкой лестнице на второй этаж.
Скользя на носочках по гладкому паркету, она как мышь пробиралась по длинному коридору.
Дверь в комнату Джилл была приоткрыта, так что Тане даже не пришлось шуметь и скрипеть. Она настороженно протиснулась в приоткрытую дубовую дверь и, увидев спящую девочку на своей постели, умиротворенно вздохнула. Уже много времени.., - брюнетка обернулась через плечо и посмотрела на настенные часы - наверное опять до поздна сидела на конюшне. В последнее время Таня заметила, как сильно изменились ее внутренние чувства и мироощущение. Порой, разговаривая с Джилл вечерами, девушка ловила себя на мысли, что Джилл не просто стала для нее "не чужим ребенком" - она стала чем-то обязательным, постоянным, что было в жизни. Конечно, девочка уже была в чем-то себе на уме. Верховая езда, лошади, друзья, мальчики - все и сразу. Но на то она и подросток. Вспомни себя, Гербер, - сетовала Таня глядя в зеркало, когда порой хотела начать читать Джилл нравоучения на тему "что такое хорошо и что такое плохо", - Да ты сама еще вчера была таким же подростком. Клубы, мальчики, гулянки и свои интересы. Не будь занудой, пусть ребенок живет так, как считает нужным. Да и кто ты ей такая, чтобы учить жизни?
В конце-концов всё равно до конца мы понимаем только собственные ошибки. И только пробы, успехи и провалы учат нас тому, как надо вертеться в жизни, чтобы жить, а не выживать. К тому же, спорт - это прекрасно. Намного лучше, чем дурные компании и непонятные интересы.
Таня выскользнула обратно в коридор и тихо, стараясь не нарушать сложившуюся тишину, прикрыла за собой дверь. Она опять посмотрела на часы. Так, ну ладно.. - брюнетка, прятавшаяся в пледе скользнула к следующей двери, которая была плотно закрыта, чтобы ни единый звук не нарушал витающей в тепло-оранжевой комнате тишины. Тонкая рука с длинными круглыми ногтями потянулась к ручке и повернув ее, распахнула дверь. На пороге ее встречал теплый, будто бы летний воздух. И, удивительно было, как сквозь тонкий шелк зановесок на пол скользили золотые солнечные лучи. Словно эта комната была наполнена чем-то необыкновенно светлым, добрым, ясным. Словно наполнена сказкой.
Танино лицо расстаяло в нежной улыбке, скрывающей за своим очарованием все долгие бессонные ночи, что тонкой сероватой сеткой отразились на ее молодом лице. Шепотом, приближаясь к стоящей по центру кроватке, она напевала какую-то уже застрявшую в мыслях кобылельную. Вставай, принцесса. Тебе нельзя так долго спать, а то потом долго не спать буду я... Рука прикоснулась к тоненькому ватному одеялу, которое с огромным запасом по краям скрывало под собой мирно спящее дитя. Самыми кончиками пальцев Таня провела по спине дочери. Потом еще и еще, при этом говоря тихо, мелодично, но настойчиво. Давай, котенок, - увидев, как девочка приоткрыла глазки, сказала мама, - А то превратишься в вечно сонного сурка. Она тихо, с особой осторожностью приподняла обеими руками ребенка над кроваткой и притянула к себе. Кряхтя и шевеля маленькими розовыми кулачками, девочка открывала глазки. Она с недовольством и явным вопросом смотрела маме в глаза. Мол, что ж ты, мамаша, разбудила меня в такую рань? Всего-то час дня, мне бы еще поспать.
Таня не прекращала улыбаться во все 32 зуба, смотря на то, как ежесекундно менялось выражение лица дочери, то впадающей в ярость от столь "раннего" пробуждения, то вот-вот готовой заплакать просто потому что хочется, то вот уже смеющейся и хихикающей, пытающейся скормить Тане свои маленькие розовые пальчики.
Ну хватит кривляться, Роксана. Ты мне решила оторвать зуб? По-твоему, так я буду симпатичнее? - Таня как могла смеялась, чувствуя, как маленький, но настойчивый детский кулачок пытается схватиться  ее во рту за зубы.
Девушка уже по заученному методу запеленала дочь в утренний комплект и, с трудом оторвав Роксану от погремушки, которую, впрочем, все равно пришлось взять с собой, чтобы девочка не разбудила криками весь район, Таня спустилась с ней вниз. Накормив дитё, девушка еще раз сверилась с погодой в окне. Как ни удивительно, но еще полчаса назад свирепствующий ветер пропал, будто его тут и не было. Золотящаяся листва только немного покачивалась на иссохшихся черенках.
Ну вот и славно! Значит... - получив в этот момент погремушкой в глаз, Таня с трудом сдержалась, чтобы не выругаться. Она строго нахмурилась и, крихтя, продолжила мысль, - ....Значит, пойдем гулять.
Сборы ребенка это дело не скорое. Ох какое не скорое. Особенно когда ты периодически получешь люлей от собственного чада в глаз или нос посредством игрушки, пятки, или (что еще обиднее) целой ноги. Но, впрочем, с этим недостатком материнства, Таня почти научилась справляться за полчаса.
Избитая мама причесывалась, стоя уже одетая в коридоре с большой желтой крытой коляской. Из-под крыши коляски виднелось укутанное хитрющее лицо Рокс, которая, закусив одну губу, как будто ехидно смотрела на Таню своими ярко-голубыми глазами.
Ох ну и ехидна же ты, Рокс! - хихикнула Гербер, откладывая расческу и забирая ключи с тумбы.
До парка было не так уж далеко идти. Особенно с наушниками, в которых что-то тихое и успокаивающее напевало в три голоса. Солнце пригревало, но почему-то ветер не успокаивался до конца и то и дело пытался оголить своими порывами шею Тани, скрытую за шарфиком. Брюнетка застегнула свою черную кожаную куртку до самого конца и еще раз проверила не задувает ли в коляску. Рокси не спала. Укутанная в теплое одеяло и спрятанная в одежде, она глазела в небо и широко улыбалась, щурясь на солнышке, каждый раз, когда коляска попадала в ямку, и погремушки, подвешенные над девочкой, звенели и шелестели.
Дойдя до парка, утопающего в красно-желтом настроении, Таня заметно замедлила шаг. Она периодически поглядывала в коляску.
Подумать только.. Мама? Таня.. мама? Да. А ведь скажи ей об этом года два назад она бы крутила пальцем у виска. Всё меняется. Слишком быстро и неожиданно.
Жизнь, какой она была раньше, перестала существовать для девушки. Это было странно, временами грустно, непривычно. Честно говоря так или иначе, но порою ей хотелось просто проснуться и оказаться у себя дома 18-летней девушкой Таней, не испытывающей вообще никакой необходимости куда-то вставать и идти, куда-то спешить. Она уставала, она терпела. Теперь нельзя было давать себе ни одного повода сесть в углу и грустить об упущенном прошлом. Хотя, все равно в голове временами всплывали все теплые моменты, пережитые ею когда-либо, которые теперь уже было не вернуть. Вот вчера вроде только она переехала в Лос Анджелес. И вот уже... все так поменялось?
Таня остановилась на дорожке, которая примыкала к большому фонтану. Она на пару мгновений засмотрелась в сторону танцующей воды, которая мелодично переплеталась тонкими струями. Резные листья, итак насквозь мокрые после утреннего дождя, тихо укрывали водную гладь.
Очарованная пойманным мгновением, брюнетка повернулась на дочь. Ну, малышка. Давай, вылезай ко мне. - Таня склонилась над коляской, чтобы достать Роксану, когда заметила боковым зрением фигуру мужчины, вроде бы уже с минуту смотрящего в ее сторону. Обычно такому она не придавала значения, как-то не до чужих косых взглядов, когда есть чем заняться в собственной жизни. Но этот взгляд.. Прямой, холодный - она буквально чувствовала его - смотрел в упор на нее. Так и застыв, нагнувшись к коляске, Таня повернула голову. Вам помо... - остекленевший взгляд черных глаз застрял даже не на лице, - только на куртке мужчины. Но где-то в глубине души затрепетало что-то острое. Это что-то кололо изнутри, заставляло ком в горле щекотать нервы и всё тело от волнения. Договорить свой вопрос она не решилась. Поднять глаза, чтобы посмотреть в лицо этому человеку, - тоже. В мыслях только успело пронестись нечленораздельное "Спокоойно, только спокойно".
Уткнувшись пустым взглядом куда-то в асфальт, девушка с трудом сглотнула тяжелое напряжения, затаившееся в легких, и холодно произнесла короткое "Привет..."

Знаете такое чувство, когда отчаяние от невозможности сказать или сделать хоть что-нибудь берет за горло? От вращение к своей беспомощности отравляет мысли. Ты думаешь, что тебе нужно сделать что угодно, чтобы не выглядеть унизительно в театральной паузе разыгравшегося спектакля, но мысли утекают, как вода сквозь пальцы.
В горле заклокотало волнение. Разобраться в собственных истеричных размышлениях было столь же невозможно, как и прямо сейчас пожать руку Эминему и сказать "я так рада тебя видеть!", но Таня - с трудом -, но нашла в себе силы сдвинуться с мертвой точки. Злость щекотнула ее и скользнула по хребту. Девушка распрямилась, держась одной рукой за ручку коляски, и когда Маршалла приблизился к ней, остановила его второй рукой, уперевшись ладонью в его грудь, при этом смотря на него, как смотрит любая мать, защищающая свое дитя. Не подходи. Как ты можешь? Как? - читалось в ее глазах.
Тяжелый взгляд, в котором очень четко виделось волнение, а может быть страх, встретил Таню. Она не стала задерживаться на нем, отвернулась в сторону журчащего грандиозного фонтана. Его переплетающиеся струи волнительно поблескивали под лучами солнца, а отражающаяся в прозрачной воде красно-желтая листва, окрашивала танец воды в свои краски. Это было похоже на карнавальное представление, - столь буйно и динамично сменялись одно движение фонтана за другим, а вместе с тем и немногочисленные группки прохожих, гуляющих туда-сюда. 
Девушка беспокойно вглядывалась куда-то вдаль, будто там происходило что-то крайне интересное, но при этом она совершенно не могла сдержать тяжелое дыхание и парализовавшую ее немощность.
И что дальше? - вопрос терзал ее. Отвернуться и уйти, действовать как обиженный ребенок, или сделать благородный шаг всепрощения и пожать ему руку? Что за бред, да в такой ситуации ей невозможно было руководствоваться ни одним из этих вариантов.
Запустив себя в транс собственных размышлений, Таня так и застыла, смотря в сторону. Черные локоны ветром сдувало прямо на лицо, но и они, похоже, не мешали девушке. Приоткрытый рот с волнением втягивал воздух.
Наконец, рухнула и тишина, как рухнуло томившееся уже несколько месяцев спокойствие в душе Тани. Дрожащий, словно чужой и незнакомый ей голос произнес: Привет... меня зовут Маршалл. С этими словами, Таня поджала губы и мотнула головой. Она стремительно развернулась к Мэтерсу и  колючим взглядом впилась в его взволнованное лицо. Глаза ее бегали туда-сюда, а дыхание стало еще быстрее и тяжелее. Вся колкая женская обида, скопившаяся внутри, уже переливалась через край в чаше ее терпения.
Как же легко сломался чугунный замок, повешенный ею на пыльную коробку воспоминаний и чувств...
Как ты можешь подходить ко мне..? Я ведь так долго старалась забыть все это безумие, а теперь ты так просто появляешься?
Гербер что-то хотела сказать. Она открыла рот, смотря в упор на Маршалла, но так и не смогла связать свои размышления, чтобы что-либо произнести.
Наконец, трепещущим голосом, она тихо выдавила из себя: Это все?-глупое и наивное детское потрясение от всей этой ситуации затуманивало ее взгляд. Глаза девушки казались глубокими и грустными, как у ребенка.
Не став дождаться ответа, Таня развернулась вокруг своей оси и, вцепившись в прорезиненную ручку детской коляски, пошла вперед. Ужасная злость, перемешанная с коварной женской обидой смешалась в чувствах. Не понятно было, то ли оторвать ему голову, то ли сам он - худшее наказание для самого себя. Таня дошла до ближайшей деревянной лавки и расположилась там. Роксана тут же зашевелилась в своем одеяле, когда потеряла лицо мамы из виду. Тонкий плач ребенка заставил Таню принять более неудобное положение, чтобы покачивать коляску как колыбель. Тссс.. Спи, милая. Я здесь.

Всё просто. Ты моя женщина. Я - твой мужчина. - отголоски былых воспоминаний навящево поплыли в глазах. Они наполнили чувства беспомощными всхлипами потерявшейся в тернистой обиде любви. И сидя в пол оборота спиной к подсевшему Эминему, Таня с трудом уже держала себя на планке железной леди. Ком подкатывал к горлу с каждым дуновением ветра все сильнее. Тихий скрип огромного красного клёна, под которым стояла лавка, добавлял в общее настроение каких-то мимолетных грустных нот.
Таня поджимала губы, смотря в даль желтеющей аллеи. И хотя сейчас она чувствовала дыхание Маршалла за спиной, девушка была так погружена в прижавшую её к стенке тоску, что даже не оборачивалась на него. Да и сложно было бы посмотреть в холодные глаза, чтобы еще раз наступить на свои же грабли. Пока ты любишь сложно видеть и признавать чужие недостатки. Еще сложнее - признавать свои. И вновь после этих его слов окунуться в пучину собственных чувств и памяти было уже страшно. Этот страх можно, наверно, сравнить с моментом, когда ребенок, однажды укушенный собакой, может на всю свою жизнь затаить в душе постоянно теплящийся, но не разгорающийся страх пережить это мгновение снова. Снова дать себя укусить, снова быть укушенным.
Холодный, но в то же время теплый когда-то для Тани голос, произнес, сквозь воющий ветер: Я предал вас. - горькая боль сковала тело Тани. Вместе с этими словами она поджала губы, едва сдерживая тяжелые жемчуженки слёз, и мотнула головой. Но я хочу, чтобы ты знала: Я всегда любил и буду любить свою семью, я всегда у вас есть. Если что-то не дай бог случится,.. - Ты думаешь.. - Таня заговорила параллельно с Маршаллом, и его слова как будто не мешали девушке вести свою мысль - она была так  глубоко погружена в них. Гербер делала над собой усилие, выговаривая каждое слово сквозь дрожь в голосе, какая бывает, когда не хватает воздуха. Она продолжала смотреть далеко сквозь высокие деревья. Всем своим видом они предавали праздность сиюминутному мгновению уползающей осени, но Таня чувствовала всё с точностью до наоборот. Грустно стелящиеся листья наводили тоску, они будто только подстрекали всё это уныние, всю эту чертову драму, развернувшуюся в городском парке.
Ты думал, что тебе всё можно. Можно рушить чужое, как рушишь своё. Как будто тебе мало ломать одну только свою жизнь. Ты думаешь, нет, ты оправдываешься, будто это всё неизменная часть твоего характера. Но по-правде говоря,.. - Таня вздохнула глубоко, словно набравшись сил на дальнейший разговор и остановила мгновенье слез. Сейчас она говорила тихо, спокойно и как-то очень глубоко, отвернувшись от Маршалла.
Красный лист клёна бесшумно упал ей на колени, и девушка принялась медленно вертеть его в руках за бардовый черенок. .. Ты можешь сказать, что я не имею права тебя судить, но я скажу, - по-правде говоря, ты живешь, как играешь. Людьми, чувствами. И не потому что тебе доставляет это удовольствие. А потому что это просто тебя устраивает. Сначала безустанно копаешься в себе, ищешь оправдания тому, почему тебе лучше и дальше продолжать жить таким образом. А потом уходишь.
Таня повернулась на скамье прямо, чтобы хотя бы краем глаза видеть Мэтерса. Тогда она заметила, как он украдкой посматривает в желтую коляску.
И сейчас Тане вдруг полегчало, как после долгожданного признания, которое она копила в себе долгое время, не позволяя чувствам управлять её настроением. Она просто молчала, застряв глазами на причудливых узорах своих замшевых сапог.
Роксана. - Таня кивнула в сторону коляски.
В эту короткую фразу сейчас, как и каждый раз произнося её имя, Гербер вложила какую-то невероятно горячую любовь и нежность.
День понемногу клонился к вечеру, но что странно, - чем дальше уплывала стрелка на часах, тем теплее становилось на улице.
Вот тебе и вышли погулять.. - девушка на пару секунд повернула голову на Маршалла, а потом снова отвернулась.

Я не играл с тобой, с твоими чувствами. Я…я  не знаю, почему всё так дерьмово выходит. - в противовес Таниным обвинениям начал оправдываться Маршалл. Девушка провожала взглядом каждое его движение рук, которые он с явной нервозностью то сжимал, то потирал. Застревая на этих телодвижениях мужчины, она погружалась в беспомощное оцепенение.
Почему тебя не было... - едва заметная дрожь проскользнула в голосе девушки, когда она заговорила. Таня мотнула головой, как ребенок, который не мог собрать ни одной мысли, чтобы выразить всю свою горькую обиду, но та настолько больно съедала изнутри, что оставалось только кусать губы. Тяжелый вздох, который сложно было сдерживать внутри, когда не хватало воздуха, чтобы что-то сказать, оборвал её слова.
Уже темнеет, вас проводить?
Нет, нет, не нужно... Да.. - на выдохе произнесла Таня, чуть прикрывая усталые глаза. Какой-то мазохизм, Гербер. Видимо этот человек - мои вечные грабли...
Каждый раз обращаясь к себе, Таня заводила старый разговор с самой собой. Много и много раз. Зачем ей нужно было все это безумие? Разве о такой любви она мечтала? Разве мечтала ли вообще? И каждый раз сталкиваясь с тяжелыми и острыми, как иглы, гранями характера Маршалла, почему вновь и вновь дарила ему свое терпение? Может, все нужно было закончить сразу, как только это всё пошло в гору.
И теперь воспоминания охватили её больную голову.
То утро, когда Маршалл нагнал во двор своих приятелей, чтобы починить забор, тот день, когда она нашла его в лесу... Боль кольнула сердце подлым осколком. Тихим эхо вспомнились и слова, которые ярко запечатлела память: Ты знаешь, мне вдруг сейчас стало страшно. Если бы кобыла попала не по черепушке, а в висок, я бы уже никогда не смог сказать…. что люблю тебя. Таня с силой сжала левую ладонь в кулак и вцепилась зубами в нижнюю губу с такой силой, что та даже покраснела. Да что это? Разве она может позволить себе такое - отказаться от самых лучших воспоминаний, какие только были в жизни. Хоть они и приносят только грусть.
Таня оглянулась, смотря в голубые глаза мужчины. В них было что-то наивное, детское, просящее искреннего понимания. И хотя Гербер не понимала ни одного его довода, почему он тогда пропал, но опять внутри взметнулась буря, как  птица вверх. А потом она камнем упала на дно ее души и оставила после себя только непоколебимое спокойствие. Я прощаю тебя. - густые черные ресницы закрыли глаза, едва подарив Эминему понимающий взгляд.   
Скинув с колен упавшие на них сверху листья клёна, Таня поднялась со скамейки. Вокруг уже назревал тихий осенний вечер. Зажигались ярко-желтые фонари в темнеющих аллеях парка. Дождевые лужи еще не успели высохнуть, и мокрый асфальт, как на масляной картине, отражал в себе всю красоту вечера. Я не корю тебя ни в чем. Просто очень сложно объяснить, как я все это время продолжала тебя любить. И ненавидеть за то, что как преданная собака, ждала от тебя так и не прозвучавшего звонка... Так же сложно, как сложно и тебе понять почему же я так цеплялась за тебя. - взявшись руками, скрытыми в кожаные перчатки за ручку коляски, Таня посмотрела на Маршалла. Девушка развернулась к нему всем телом и, подойдя поближе, тепло прикоснулась на один миг своими губами к его щеке.
Оторвавшись от его ледяной кожи, Таня почувствовала, как стало так же холодно на её душе.
Каждый миллиметр этого лица напротив был настолько знаком ей, что даже завязав глаза, она могла бы воспроизвести его в памяти. Сложно что-то менять, когда прирастаешь к привычному. Сложно отказываться от чувств и людей, сложно учиться жить без тех, кто долго был рядом, хоть с самого начала она и готовила себя к тому, что этот человек может уйти. Просто взять и уйти, потому что он такой. Кот, гуляющий сам по себе.
Но самое тяжелое - это, отказавшись от принципов, сделать шаг на путь прощения. И начав его, уже не отступать. 
Девушка покатила коляску впереди себя, поправляя детское одеяло рукой. Она шла неторопливо, разглядывая каждый метр темнеющей аллеи.

Отредактировано Tania Gerber (2012-15-10 00:28)

Свод тёплого фонарного света накрывал купол иссиня-чёрного неба. В нём медлительно разгорались звездные огни. Подумать только, отсюда они кажутся такими крохотными и незначительными, но мы и представить себе не можем, какими огромными они должны быть, чтобы мы вот так запросто могли рассматривать их мерцание сквозь миллионы световых лет.
Таня шла чуть впереди с коляской, а Маршалл плёлся сзади. Девушка несколько раз поворачивалась на него, и когда в очередной раз заметила, как мужчина смотрит на коляску, Таня окликнула его негромко: Ну. Иди сюда, посмотри на неё. Чего ты там жмёшься? - её речь явно прервала долгий мыслительный процесс в голове рэпера, который был виден в его взгляде. Но вместо ответа, Маршалл скрылся за ближайшим ларьком. Таня молча отвернулась. Она остановилась, чтобы подождать и только спустя минуту почувствовала, что встала прямо в лужу. Сапоги наполнились водой, и Гербер рефлекторно поёжилась.
Когда Маршалл показался из-за ларька с бутылкой воды, девушка пошла вперед уже более быстрым шагом, потому что вечер уже очень быстро захватывал улицу. В городских многоэтажках загорались огни. Они согревали случайных прохожих своими уютными отблесками на занавесках и подоконниках. Кое-где даже можно было различить в окнах людей. Кто-то заваривал чай, кто-то готовился ко сну и зашторивал окна.
В этот момент начавшийся моросящий дождик, скатывающийся крупными каплями с желтой листвы, особенно сильно стал напрягать. Он словно бесцеремонно вырывал из теплой пелены уюта, в которую манили окна чужих квартир и напоминал о том, что погода уже бушует, а до своего тёплого дома еще нужно добраться.
Съежившись, Таня быстро шагала по мокрому асфальту. Колёса детской коляски тихо скрипели, оказываясь в лужах, а девочка уже давно спала. Ей, наверно, виделись сладкие сны. Она широко улыбалась, прикрыв голубые глаза густыми черными ресницами. Похожа на принцессу... - Таня влюблённо смотрела на маленькие кулачки, спрятанные в тёплые и такие же крохотные варежки, которыми девочка даже во сне продолжала водить по одеяльцу.
Так её взгляд и застыл в одной точке. В такие моменты в мыслях вдруг начинали метаться размышления, как стая всполошённых голубей. Она только машинально остановилась, услышав, как Эминем попросил подождать его.
Великодушное прощение. Тфу, как мерзко врать самой себе! - Таня обернулась в след зашедшему в стеклянные двери Мэттерсу. Девушка осталась стоять в зеленом свете аптечной вывески. Этот подвешенный на тросе медицинский крест грозно скрипел, покачиваясь на ветру. Если бы было так просто забывать и прощать, наверно, в Мире не было бы проблем. Все бы жили в зефирном мире и любили друг друга.
Унылый взгляд опустился на ручку коляски. Кожаные перчатки, давно лишенные пальцев, да и цвета новенькой выкрашенной кожи, грозно оплетали тонкие пальцы девушки. Толку от таких перчаток было, как от весла в ванной, но они от чего-то очень нравились Тане.
Маршалл вернулся уже в следующую минуту, запивая какие-то таблетки. Таня едва заметно качнула головой. Любишь же ты травиться этой гадостью, Мэттерс. Впрочем, читать нотации вслух она не стала. Спасибо за это он точно не скажет. Да и сколько ему уже лет, поди сам всё на свете знает.
Улица сначала перерастала в безлюдную тропинку, подсвеченную фонарями, которая уходила за городскую черту, а потом сразу же упиралась в отсвечивающий бело-красный шлагбаум, за которым начинались коттеджи. Вся дорога была усеяла лужицами, в которых продолжал плескаться дождь, и опавшими листьями.
Джилл что-нибудь говорит обо мне? Таня повела плечом в ответ на его вопрос. Ну что можно было сказать? Рассказать о том, как трудно объяснять ребенку, что её папаша пропал хер знает куда, или может поведать о том, как его дочь была ошарашена тем, что её оставили на попечение, по-сути, вообще посторонней для неё тетки Тани Гербер? Девушка с трудом сдержала порывавшийся из горла рык злости. Та накатила на брюнетку, как молниеносная чёрная туча затягивает ясное небо.
Нет. - опять лаконично соврала Гербер, остро посматривая назад, на Эминема. Откуда опять взялась та обида? Она ведь осела на дно, поддавшись давлению Тани. Она обещала больше не перемешивать чувства в голове.
Тёплые разговоры с одного из ближайших балконов, выходящих на общую улицу, доносились до ушей приглушенными тонами. Один из голосов окликнул и Таню. Соседка, чьё имя Таня и не воспроизвела бы сейчас, очень яро старалась завязать с брюнеткой дружбу. И сейчас её тонкий голос окликнул девушку: Таня! Заходи на чай, у нас пирог. А у меня ребёнок и кактус. Ну прямо уже бегу и спотыкаюсь на ваш девичник.
Жаль, что сквозь вечернюю темноту, повисшую в воздухе, уже не было видно выражения лица, которым Гербер наградила надоедливую соседку. Она молча прошла по дорожке до своего забора. Каждый шаг вдоль белой изгороди, она провожала движением правой руки по балке забора.
Открыв калитку, девушка быстро  добежала до крыльца.
Помоги мне затащить коляску. Пожалуйста. Таня вытащила из кармана куртки ключ и поспешила открыть дверь.
Она по хозяйски прошла в коридор и легким движением ладони, включила яркий свет. Он ударил в глаза, и Таня прищурилась, всматриваясь в тёмный силуэт Маршалла, стоящий возле крыльца.
Ты чего тормозишь? Давай в дом.

---Квартира---
В без пятнадцати восемь широкоплечая фигура высокого мужчины медленно выплыла из подъезда одного из жилых домов. Парк, в который этот самый мужчина направлялся, с затаившимся в сердце ожиданием, спеша по скользкой дороге, был не дальше, чем за углом соседнего квартала. Странно, что в прошлый раз он умудрился заблудится, всего лишь зайдя с другого конца парка.
Вечер морозно накатывал на горизонт глубоким молочно-синим цветом, на котором не было видно ни единой звезды из-за яркого зарева от городских огней на небе. Мужчина, слегка завороженный растворившейся над небом дымкой холодного воздуха, шел, подняв голову чуть вверх. Спортивная куртка, в которую он был одет, хорошо согревала тело, как и штаны, несмотря на свой легкий вид, уберегающие ноги от порывов внезапного ветра. Только очень мерзли уши и, накинув капюшон и скрыв под его тенью половину лица, мужчина пошел быстрее и шире, уже начав разминку. Он вошел в парк, размахивая руками в стороны от корпуса и потягивая связки на каждом шагу, стараясь не угодить в подмерзшие лужи или не поехать под горочку. Пружинящие движения его ног были энергичными и вместе с тем ритмичными, будто это была вовсе не разминка, а ловкий танец. 
Ветви разросшихся повсюду могучих деревьев высоким сводом висели над аллеей под тяжестью снега. Казалось, что в любой момент хрупкие на вид веточки осин не выдержат этой ноши и обрушатся прямо на голову, но они стояли столь же тихо и обездвижено, как силуэты находящихся далеко за парком небоскребов, в которых уже погас последний офисный огонек.
Мужчина был не один на длинной, подсвеченной фонарями аллее. Вдалеке прогуливалась женщина с большой собакой на поводке, а сзади неспешно вышагивала пожилая пара, держа друг друга за теплые, морщинистые руки. Джексон был где-то глубоко в себе, он только умудрялся обходить редких пешеходов быстрым шагом, держа руки сжатыми в кулаки возле груди и глубоко дыша через нос, не сбивая ритм.
На минуту оторвав свой сосредоточенный, но глубоко внутри отреченный от настоящего мира взгляд, который хмурился под светлыми бровями, Джексон остановился и оголил левую руку, чтобы свериться с часами. Вот черт. Десять минут.. Мужчина снова укутался, как мог и, прибавив скорости, побежал легкой рысцой по направлению к месту, где должен был встретиться с Пайпер.
По дороге он успел напридумывать себе целую кучу вариантов, почему она сегодня не приедет. И если это будет так, если ангел не озарит сегодня его своим появлением, то он, пожалуй, разрешит себе окончательно разочароваться в собственной жизни.
Дорога все не кончалась, она тянулась вперед, совсем не извиваясь, но конца ей так и не было видно. А когда, наконец, показалась вдалеке та лавочка, на которой Джексон сегодня с утра обнаружил девушку, сердце его тихо возликовало. Наконец-то! Только я не вижу Пайпер... - встав, как вкопанный посредине широкой мощеной дороги, рослый мужчина уперся руками в свои бока и, оглядевшись по сторонам, чуть щурясь от отдышки, которая вдруг схватила за его за горло, стоило лишь сбить ритм и заговорить вслух, медленно прошелся вперед. Нет, зрение его не обманывало. Пайпер здесь не было.
Ну конечно... - с досадой он подошел к скамье, которую уже засыпал пушистый снег, и провел по ней рукой с обреченной нежностью и грустью. Мужчина больше не хотел никуда идти, никого видеть и вообще что-либо сегодня делать. Огонь потух в его душе, оставив одну крохотную надежду на то, что возможно она придет чуть позже, задержавшись по простым обстоятельствам, которые могли заставить ее опоздать. Но ни спустя пять минут, ни даже 10 она так и не появилась в поле зрения, сверкая своей улыбкой и сказочными глазами. Джей расползся по скамье, вытянув ноги, облокотившись спиной о деревянную спинку лавочки и устремив пустой, усталый и где-то в глубине своей синевы, очень грустный взгляд в монотонно проплывающее над головой небо. Блондин шумно вздохнул и принялся мысленно читать себе нотации.

Время проходило тихим шепотом мимо него. В один момент показалось, что и вовсе остановилось. Пропали все прохожие и их негромкие разговоры, растворяющие тишину. Вечер гордо разрастался, но не спешил превращаться в густую, черную ночь. Жаль, что эта зима выдалась такой снежной и холодной, потому что меньше всего в погоде, как и в людях, мужчина любил холод. Он достаточно быстро с ним свыкался и даже мог часами гулять, невзирая на то, что кончики пальцев и лицо обмораживались под буйным ветром, но каждый день просыпаясь, все равно проклинал эти метели и лед, который всего за одну ночь мог растянуться вдоль целой улицы.
Пошел снег. Хотя, скорее, его грустное подобие, конечно. Снежинки слипались в небольшие комочки и просто падали камнем вниз, даже не поддаваясь порывам ветра, не взлетая, как пушистые и невесомые снежные хлопья. К тому же, они были мокрыми и когда попадали на его лицо, поднятое в бессильной и расслабленной позе, мужчина хмурился, щурился и как-то недовольно и грозно сводил брови. Он обездвиженно сидел, раскинув и вытянув ноги.
Издалека его фигура, почти лежащая на скамье под светом робкого желтого фонаря, вокруг которой все заснеженные кусты и деревья утопали в темноте, совсем была не похожа на сидящего человека - настолько неестественно выглядела его поза и обездвиженное состояние, в котором даже широкая грудь не вздымалась при дыхании.
Минуты так медленно тянулись, ему казалось, что прошла целая вечность, но на самом деле его часы показывали, что с того момента, как он прибежал к скамейке, прошло не более пяти минут.
От затаившегося в душе одиночества, светловолосый мужчина, обычно такой светлый и веселый, потух, как залитое водой пламя, глубоко в голову закрались самые черные мысли. А что, если вдруг с ней что-нибудь случилось? Что, если она не приехала, потому что произошло что-то непоправимо-страшное? С этой мыслью, которая оставила на его воображении свой гнилой след, Джексон встряхнул головой и передернул плечами, сопротивляясь уже разрастающемуся в душе волнению. Нет, с ней все нормально. Она просто не пришла. Прекрати думать о таких ужасных вещах.
Мысли - это самая страшная материя нашего подсознания. Они так часто оказываются материальны, что нельзя даже допускать до своей головы их гнилые корни, которыми они накрепко цепляются за нас.
На выдохе, когда в горле скопился горячий пар, готовый вырваться наружу, Джей засунул руки как можно глубже в карманы и громко вздохнул. Ничего не сказав, даже не подумав. Это был просто последний стон души, который звучно огласил пустую аллею и исчез в ее вечернем полумраке.
В один момент он даже начал закрывать глаза, невольно утопая загруженными за такой бурный день мыслями в сонливой тишине. Слишком быстро отступило все, что только минуту назад донимало его и тянуло за душу, копилось обидой в его горле. Обычно все, что накапливается за день - переживания и злость, грусть, нетерпение, мучение и все остальное по ночам не дают уснуть. Они обрушиваются на нас все разом, мешая долгожданному покою, а сейчас все эти переплетенные друг другом чувства вдруг расступились по сторонам, будто тая какой-то подвох.
Невзирая на мороз, который обжигал не только руки и лицо, но и царапал горло, когда мужчина открывал рот и бесцельно ловил губами снежинки, он продолжал сидеть так, как и до этого. Последняя искра надежды все еще тлела глубоко в сердце. Быть может она придет. Появится прямо сейчас под светом фонаря и будет улыбаться, как сегодня утром, будет согревать каждую трепещущую под хитрым взглядом, клеточку его тела.
Тишина превращалась в зебвение. Ресницы накрыли голубые глаза и плотно сомкнули свой ряд. Понемногу сознание его уходило все глубже в сон, оно терялось вне этой реальности, все еще пытаясь донести какую-то информацию о происходящем. Так, до его ушей донесся звук легких шагов, под которыми сминался и хрустел свежий снег, но тяга, которая тащила его в сон была сильнее и открыть глаза, понимая, что кто-то идет, он был не в состоянии.
Пара секунд продолжавшей тянуться тишины, а потом возле самого уха он почувствовал сквозь занавесу сна горячий воздух, щекочущий кожу на мощной мужской шее.
От неожиданности Джексон подскочил на месте, с одного движения сев по стунке ровно и выпучив глаза. От такого резкого подъема сразу вступило в голову, а с волос упал капюшон. Блондин, чье сердце затрепыхалось вновь, отпустив страх, от ожидания знакомых голубых глаз напротив, повернул плечами в сторону человека, стоящего за спиной. Сказать, что он обрадовался, значит не сказать ничего. Смотря ему в глаза, за спиной стоял его светловолосый ангел. Она с сожалением смотрела на обмороженное лицо и щетину парня, покрытую белесым инеем. Она была здесь, или это проказы его мозга, которые выдают желаемое за действительное, окунув все тело в сладкий сон?
Ты здесь..? - голос его прозвучал тихо и сипло от того, что од долго дышал через рот и все горло обветрилось и обсохло. Мужчина, смутившись своего звучания, откашлялся и резко поднялся на ноги, чтобы его положение больше не было таким дурацким. Встав на ноги он вновь оказася значительно выше девушки, но ее миниатюрный силуэт, казавшийся таковым только из-за присутствия рядом долговязого мужчины, был очень мил самому Джексону.
Сердце его воспылало от той тлеющей некогда искорки, которой вдруг подкинули хвороста. Она разгорелась в негасимый огонь, ведь Она была рядом, здесь. Какой же я идиот-мужчина случайно бросил взгляд на свои часы и понял, что не протерпел даже десяти минут, а сразу принялся разочаровываться в людях. Он улыбнулся самому себе, неловко раскраснелся и провел рукой по волосам и вновь назад.
Не замёрз тут? Прости, что заставила тебя ждать. Голос девушки был так нежен сейчас, когда ему больше всего на свете хотелось этой её неземной нежности.
Чего я только не успел напридумывать, пока тебя не было... - произнес с горечью в голосе Джей, осматривая ее руки.
Я надеюсь, что ты не замерзнешь в таком виде? Внезапно голос его приобрел  светлые нотки, которые были так обычны для него. В этом голосе, в его манере поведения, некой детскости, простоте был его характер. Он никогда не злился и не мучил себя страданиями дольше, чем этого заслуживал момент. Если печаль отступала на второй план, если появлялся хоть единый просвет в черноте, то это уже стоило того, чтобы улыбнуться.
Мужчина вновь накинул на голову капюшон и, подойдя к девушке, не постеснялся застегнуть молнию ее спортивной куртки до конца. Бесстыжая. Ходит мне тут раскрытая. Ну а теперь двигаем отсюда. Я устал здесь находится, требую смены местоположения! - командным тоном, широко улыбаясь и оголяя белые зубы, заголосил мужчина. Раскаты его голоса сразу же разлетелись по пустой аллее и почти сразу смолкли под покровом зимнего вечера.

Что способно так сильно влиять на наши поступки, заставляя нас вновь и вновь черпать силы и идти вперед? Каждое сказанное или написанное слово, каждый шаг и взгляд - это все оно, вдохновение, которое толкает нас к незамедлительному действию. Чтобы что-то сделать, нужно иметь стремление двигаться и мотивацию, которая в конечном итоге что-то тебе даст.
Благодарность, например, или плод твоих упорных стараний, которым можно будет гордиться. Тогда, ради простых вещей, путь к которым был бы длинный и нудный без мотивации и вдохновенного порыва сердца, мы сворачиваем горы или идем напролом, цепляясь зубами и ногтями за любую возможность оказаться еще на шаг ближе к заветной цели.
Всё его вдохновение сосредоточилось безумной концентрацией в этой девушке, в Пайпер, которая дала ему мотивацию - двигаться, преодолевая препятствия, чтобы получить возможность заработать ценный приз. Уж что-что, а соревнования, на кону которых большие ставки, парень всегда любил всей душой, за что однажды и поплатился. В погоне за победой он потерял многое, что было ему дорого, но так и не научился с тех пор вовремя останавливаться, даже пережив сильную драму после того поражения. Помните, как в "Титанике"? Вся наша жизнь - игра, а к тому же азартная.
Давай вот как? Один из двух. Устроим небольшое соревнование. В дальнем конце аллеи есть фонтан. До него не так уж и далеко. Два забега, победит только один, проигравший платит исполнением одного желания победителя. Если в конце второго забега оба выиграли по одному, то устроим третий, конечный. По рукам? Легкая ладонь девушки обожгла его своим нежным прикосновением, словно через плотную куртку он почувствовал руку Пайп на своей коже. Довольный как кот, мужчина опустил глаза на свою невысокую подругу, и зацепил ее легкий взгляд своим, строгим, но в то же время хитрым и смеющимся, легким, незатейливым, как дуновение летнего ветерка, как и всегда, с нелепой иронией в своих ясных и прямых чертах лица. Блондин пытался сделать крайне сосредоточенное выражение, но все выходило наперекосяк. Ни одна строгая гримаса не могла спрятать собою его бесконечную прозорливость, и ребячество, которое чувствовалось в каждом взгляде и движении, в каждом слове. Забавно склонив голову к плечу, он слушал Дэлавер и при этом осторожно перебирал своими пальцами по ее ладони, которая ненадолго задержалась на его груди. А когда она прервала это прикосновение, его замерзшие пальцы остались лежать на шершавой куртке, пытаясь удержать это ускользающее вдохновение, которое она вселила в него.
Девушка попятилась назад. Её вид был коварно-зазывающим, дерзким во всем своем проявлении. В этой подначивающей улыбке, в ее голосе, в звонкой тени ее фигуры, которая терялась в накатывающей на небо темноте, это не могло не заводить мужчину. Всё вместе оно сливалось в нечто совершенное. А ее хитрые шажки назад были для мужчины приглашением подойти ближе, догнать ее, как зайца.
Ну это ты зряяя! - протянул, расхохотавшись, он, откинув при этом голову назад. Я тебя сделаю, это точно! - парень щелкнул пальцами, при этом указав ими на Пайпер. Он уже придумывал как грандиозно одержит над ней победу. 
Пайпер сделала слишком большую ставку, и это зацепило все его беснующееся мужское самолюбие. Оно забурлило в венах, перемешанное с горячей кровью, хлынувшей в голову. Мужчина разгорелся ярким румянцем и медленными шагами, смотря исподлобья, из-под тени своего капюшона на девушку, пошел за ней, когда она попятилась назад, подстегивая его азарт. Я согласна не поддаваться тебе. В ответ на это высокая тень, в которую он превратился, уйдя из-под фонаря на не освещенную часть дороги и нависнув над Пайп, громким и низким басом расхохоталась. В этом смехе было что-то дьявольское, опьяняющее и таинственное. Джексон скорчил еще более ехидное лицо, чем его соперница, но наверно она этого не увидела, потому что единственный ближайший источник света был загорожен мужчиной. И не боишься ты по ночам в парке с неизвестным мужиком гулять? - странная, но безобидная мысль мелькнула в его коварном взгляде, но, слава Богу, осталась просто мыслью.
Но действительно, она был так беззащитна. Стояла вот здесь, в синем свете зимней ночи, посреди пустой аллеи, с малознакомым ей человеком. один на один. Даже если бы я очень хотел, я бы не смог тебя обидеть. Ты слишком нежна для того, чтобы быть обиженной мужчиной.
Я согласен купить тебе утешительную шоколадку, когда ты проиграешь. Джей хмыкнул, издав коварный смешок с каким-то легким придыханием. Горячий пар вырывался из его горла и вздымался к небу.
Разминку он уже совершил, когда бежал к скамейке, боясь опоздать туда, где его еще не ждали, поэтому сейчас он просто стоял, закусив губу и искоса посматривая на девушку. Она, как самое грациозное и соблазнительное в своем совершенстве существо, была причиной того бешеного чувства, похожего на животное желание, которое сиюминутной искрой вспыхнуло у него в глазах. Мужчина вновь утаил это глубоко в себе и отвел взгляд в сторону, при этом глубоко вздохнув, чтобы не продолжать моральное насилие над своей больной фантазией. Он выдохнул, прикрыв голубые глаза, в которых отражалась сама Пайпер. Фух, прекрати. Даже не смотри на нее, маньяк, - уговаривал он сам себя, стараясь не смотреть туда, куда так хотелось. Мужчина стоял чуть позади Пайпер и дышал необычайно морозным, как ментоловая конфета, леденящая горло после стакана холодной воды, ветром. Он медленно потягивал носом струйки ветерка и все думал, думал, будто сейчас самое лучшее время для размышлений. Думал о том, что чувствует. Пытался дать этому логическое описание, название, хотя бы определить направление, в котором мыслит, когда перед ним появляется Пайпер. С ее небесными глазами, в которых, кажется, отражается небо, с ее звонким смехом и теплыми руками, всю нежность которых ему так отчаянно хотелось  почувствовать. В конце-концов, что это было? Что за чувство, рвущее его изнутри, какого он еще никогда не чувствовал так обжигающе-больно, но в то же время невероятно сладостно.
Джексон был на стопятьдесят процентов уверен в своей победе. Ну как такая хрупкая девушка может оказаться ловчее и быстрее мужчины?
Самоуверенность - страшная штука. Она творит беспредел, околдовывая рассудок. К старту парень был готов, хотя изнутри его всего колотило, как ошпаренного. Он уже предвкушал победу, хотя старт был еще не дан. Тут же подумав о выигрыше, блондин встряхнул головой, отгоняя пленительные мысли, которые могли спугнуть удачу.
Согнув колени, кончиками двух пальцев он прикоснулся к асфальту, готовясь к забегу. Девушка сделала то же самое. Когда их взгляды встретились где-то в маленьком пространстве между двух натянутых, как струны, тел, готовых в любой момент сорваться с места, Джексон на секунду потерял рассудок. Он хищным взглядом обнял всю девушку - это было большее, что он мог себе позволить сейчас.
Не прозвучало ни единого слова; они оба просто поймали тот момент, в который вновь соприкоснулись взглядами, когда два разных сердца поймали общий бешеный ритм, и поняли, что пора. Это произошло молниеносно.
Оба они подтянулись вверх и пулями, скребя по мокрой дороге кроссовками, побежали вперед. Ветер хлестал в лицо, а тело неохотно, буквально через силу неслось вперед. Ноги слегка путались - это был явно не его ритм - но и вся их "оздоровительная"пробежка вдруг обернулась соревнованием, в котором не получится выдерживать дыхание и соблюдать равномерность. Всё это было ему не в радость - и эта сумасшедшая скорость, на которой путались меж собою ноги, и сбитое и учащенное сердцебиение, и воздух, которого вдруг стало катастрофически не хватать.
К сожалению, в порыве вдохновения от того, что он сейчас выиграет приз (так он сам думал), Джей совсем забыл разобраться в том, что он вообще хочет выиграть. Ведь получить желание мало, надо еще и загадать его. Парень просто бежал, стараясь быть хоть немного впереди спешащей девушки, но все равно отставал от нее на какие-то доли секунды.
В один момент ему показалось, что время замедлилось, как в фильме, чтобы дать ему получше рассмотреть ее. Девушка, как пума, прыжками преодолевала расстояние. Она не обращала внимания ни на ветер, ни на хлещущие в лицо волосы. Все ее тело было натянуто струной и пружинило вперед, стоило только оттолкнуться от земли. Забавное сравнение этого бега с аллюром лошади проскочило в голове Джея, но оно было не чем-то обидным, а скорее восхищенным, потому что, как человек, всю свою жизнь отдавший лошадям, мужчина как никто другой находил резвый трехтактный галоп чем-то в высшей степени грациозным, элегантным и бесконечным, похожим на танец.
Она бежала и бежала, а Джей смотрел только на Пайпер, забывая хоть иногда посматривать под ноги. Расстояние между ними сокращалось, и в конце-концов он почувствовал дыхание и шуршание ее подошв об асфальт за своей спиной.
Вот фонтан был уже впереди. Посреди большой, забетонированной площади, меж редких и наполовину погасших фонарей. Людей не было совсем. Только в далеких, темнеющих своими величавыми силуэтами многоэтажных домах горел свет. Сейчас только-только люди возвращались с работы, зажигали свет в своих квартирах, грелись вместе под теплыми одеялами. От этих мыслей волна тепла прошлась по его широкой, крепкой спине. Но он был все еще здесь, на морозе, в холоде, который с трудом давал даже дышать. Но даже этот холод не мог быть причиной, по которой блондин отказался бы от еще хотя бы одного часа, который мог провести с Пайпер.
К тому же, тело его вдруг взмылилось, словно у коня, отработавшего под седлом несколько тяжелых часов. Стало жарко, влажно, а потом, наоборот, нестерпимо холодно, когда ветер начал дуть вдвое сильнее, попадая под воротник и капюшон.
Финиш был ясен - мужчина вырвался вперед с небольшим разрывом и, как только достиг фонтана, чуть не влетев в него на полной скорости и с недовольным видом обругав себя за невнимательность, резко остановился, словно статуя, величаво нависшая над землей в полумраке. ДА! ДА! - с трудом выдавливая слова, кисло щурясь от нехватки воздуха в легких, хрипло кричал Джей, сжав кулаки и махая ими над головой. Предлагаю тебе сдаться без боя.
Мужчина смирил Пайпер горделивым взглядом, шутливо и наигранно подняв свой нос кверху. Конечно, согласия он и не ждал, а поэтому судорожно пытался нахватать побольше свежего воздуха, чтобы поскорее приготовиться ко второму забегу, но не подначить ее, не разжечь ее сильнее, как огонь, в который подливают масло, мужчина не мог. На то, наверно, он и мужчина.

Самое сложное, то, что каждый человек постигает в свой строго определенный жизненный момент, когда приходит время - это умение отпускать. Вот так просто, без долгих и трогающих душу расставаний. Освобождать прошлое как птицу из клетки и больше никогда не оглядываться, пытаясь увидеть вдалеке блеск ее пера. Никогда не бывает поздно отказаться навсегда от того, что не сделало тебя счастливым. Пусть все же лучше поздно, чем, ну вы знаете... Хуже, если смотря на то, с чем не можешь расстаться, понимать, что оно никогда больше не принесет былой радости и будет только висеть на шее обременяющим грузом, и теребить последние нервы, и никогда, никогда не оставит тебя в покое, если ты сам этого не сделаешь. Не сожжешь мосты и не начнешь с чистого листа. Но еще сложнее, чем отказаться от прошлого, бывает справиться с замкнутостью, которая рано или поздно приходит к разчаровавшемуся человеку и скромно усаживается ему в голову.
Есть те, кто не справляется с этой борьбой внутри себя - что-то говорит тебе: ты можешь продолжать жить своей жизнью, просто оглянись и плюнь, забудь отныне и навсегда, но что-то другое мешает, оно воздвигает высокую непроницаемую стену, за которой тухнет и чахнет, сгорая от одиночества, человеческое сердце. И только сильный справляется со своими страхами, учится заново доверять и любить.
А есть другие, которые вовсе не подвержены страданию по утраченному. Те, которые смело делают шаг вперед, не боясь споткнуться. Джексон, как представитель этой группы людей, всегда выглядел за счет этого качества на голову выше многих, кто прятался в стеснении. Джей всегда был и открыт, и доброжелателен ко всем, без лишней скромности, которая его бы совсем не красила, при том, что много раз за свою жизнь попадал благодаря своим душевным качествам в такое дерьмо, от которого не всякий сможет отмыться и сразу же об этом забыть, рассмеявшись над собственной неудачей. Наверно именно это качество - открытость - и есть наш главный враг, потому что плохих людей много, их не всегда можно рассмотреть в толпе,  обезопасить себя от них заранее, а они очень умело пользуются всем тем, что только можно обернуть против тех, кто им не мил. Спасение в этом может быть разным для каждого отдельного человека: кто-то предпочтет замкнуться в себе, кто-то будет упиваться местью, но те, кто может просто отпустить, всегда будут в большем выигрыше.
Влюбиться, привязаться к кому-либо проще, чем стать тем, к кому можно привязаться, потому что с каждым днем разочарованных сердец становится все больше, к сожалению, это проблема нашего времени, и оказаться именно тем человеком, которому можно будет довериться, заслужить доверие сложно. И его нельзя навязать. Оно либо идет изнутри, либо его нет.
Отпуская прошлое, Джей, будучи еще совсем зеленым парнем, никогда не думал о будущем. Жил вот так, моментом, упиваясь тем, что было важнее всего остального в данную секунду. Никогда не привязывался, и не привязывал к себе. И вот сегодня, сейчас, в первый раз за всю свою жизнь он почувствовал внутри тех самых, настоящих бабочек, которые взметнулись вверх, затрепетав своими нежными крыльями. Которые защекотали его, говоря: "Вот она, друг, очнись. Тебе пора проснуться". Наверно, впервые он по-настоящему почувствовал ласковое притяжение женских чар, которые крепко связали его по рукам и ногам, одурманили и заворожили. От этого не хотелось бежать, как раньше, боясь увязнуть в омуте любви, быть склеенным обязательствами, с этим чувством хотелось жить и цвести. Теперь все это прошлое стало еще более бессмысленно и мимолетно, оно улетело, как сон, и Джей точно знал, что больше не вернется к нему, потому что впереди было кое-что намного более светлое и настоящее, чем придуманные чувства прошлого. Сейчас он впервые позволил себе расслабиться, стать на сто процентов настоящим в своих откровениях с самим собой, и теперь почувствовал, как что-то сильное тянет его в пучину, как оно привязывает его к Пайпер. Он сам.
Жизнь дарит момент лишь единожды. Так бывает каждый день. Мы регулярно упускаем то, что может перевернуть всю жизнь, открыть второе дыхание. Но что, если поймать его за хвост? Что, если найти его в настоящем и больше не упускать, не робеть перед тем, что будет впереди? Вот сейчас, она стояла перед ним, такая нежная в свете бледно-желтых фонарей и цветных праздничных лампочек, которыми были украшены ветви зимующих деревьев вокруг фонтана, как на красивой фотографии. Такая сказочно-трепетная, романтичная в своей легкости и непринужденности, как дитя. Она стояла выше него, впервые мужчине было так приятно и так непривычно это чувство, с которым он чуть поднял свою голову, чтобы видеть ее голубые глаза, чтобы видеть ее такой высокой и в то же время по-прежнему буззащитной. Девушка пребывала где-то в своих мыслях, но и он был глубоко в себе, где пытался противостоять той силе, которая, не робея, тянула его в омут эмоций, в котором был одновременно хорошо и непривычно. Хотелось ли ему подойти чуть ближе, чтобы почувствовать ее дыхание возле своей шеи? Да. Хотелось ли прожить этот момент как можно скорее, чтобы уже позволить себе поцеловать ее хотя бы в нежную щеку на прощание? Нет. Ему хотелось жить сейчас. Каким бы заманчивым не был грядущий день и каким бы тяжелым не был именно данный момент борьбы со своим подсознанием, но он был одновременно сладостен, потому что эту секунду он проживал не один. Этот миг терялся где-то между Пайпер и самим Джексоном, в этом маленьком пространстве, отделяющем их друг от друга.
Джексон тяжело дышал. Он пробежал в ненормальном ритме больше, чем могли позволить его легкие. Щурясь, с трудом улыбаясь и суматошно хватая воздух, поставив руки в боки, мужчина смотрел на Пайп и наслаждался ее хорошеющей с каждым мигом улыбкой.
Знаешь, я разочарована. Я думала, что смогу выиграть у тебя, но как оказалось, я не на столько хороша, снимаю перед тобой шляпу. Парень просиял глупым оскалом и от нехватки воздуха открыл рот, но не смог произнести ничего, кроме сдавленного хрипа. Не став делать из этого позор всей своей жизни, мужчина слегка нагнулся, упираясь ладонями в колени, а потом призывно посмотрел на Пайпер из-за своего плеча. Вызывающе-победоносный блеск его глаз заглядывал в лицо девушке, уже предвкушая еще не заслуженную и пока не полученную победу.
Когда новый бой был начат, в груди открылось второе дыхание. С новой силой уже растрепанный и вымокший мужчина хватал открытым ртом и носом кислород, и двигал ногами, стараясь нагнать легко летящую впереди него девушку. Она, в силу своей упругости, натренерованности, правильного дыхания и слаженной работы всех групп мышц, без видимых усилий вышла вперед Джексона. Увидев только ее мелькающую сбоку фигуру, которая уверенно обогнала его на метр-два и затем крепко держала свою позицию, блондин недовольно нахмурился сам себе, не веря, что даст ей просто так выиграть. Ведь ему хотелось этого куда больше, он был в этом абсолютно уверен.
Но в последний момент, когда парень уже успел даже немного расстроиться тому, что так и не сможет обогнать даже на полдюйма Пайпер, Джей сначала даже пролетел мимо нее, когда девушка вдруг просто так взяла и почти перешла на прогулочный шаг. Блондин пролетел по инерции еще несколько метров и остановился в трех шагах от их воображаемой финишной черты. Мужчина на пятках развернулся к девушке лицом, недоуменно разведя руки и смотря на нее из-под вскинутых от удивления светлых бровей. Не понял юмора. - Джей смотрел на Пайпер, но не понимал смысла ее действий. Единственным разумным объяснением, которое он нашел сам для себя было то, что сама Дэлавер отнеслась к этому маленькому соревнованию как к обычному ребячеству. По-большому счету так оно и было, но Джей, например, видел в этом куда больший смысл. По крайней мере эту победу он желал всем сердцем, потому что теперь точно знал, что не хочет получить от нее ничего, кроме еще хотя бы одного часа, проведенного вместе. Сегодня она начала его день, и ему по-настоящему не хотелось заканчивать его в одиночестве пустующей квартиры.
Делая короткие шажки спиной, смотря прямо в глаза Пайпер по своему уже навязавшемуся обычаю, потому что ее глаза были самым прекрасным, что было вокруг, на что хотелось смотреть, блондин гнусно подначивал её: Ну, давай. Ты ведь проиграешь, -он все отступал, шаг за шагом увеличивая расстояние между девушкой и собой, и в то же время оказываясь все ближе к финишу,- Ну все. Ты проиграла, учти!
Пожав плечами, мужчина сделал широкий шаг назад и увидел, что рядом стоит та самая лавочка. Вся в снегу и изморози.
Так, так, так... Джей больше не в силах был терпеть. Смех, ирония, победоносное, хоть и не заслуженное чувство героя взыграло в нем вперемешку с извечным юмором, с которым мужчина обращался к Пайпер: Пойдем-ка прогуляемся до конца парка, и я скажу какое мое желание ты выполнишь. Став играть бровями, он в то же время говорил ласково и улыбчиво, чтобы не напугать своими скрытыми замыслами девушку.
Собственно говоря, в голове у него не было ничего плохого. Единственное, самое сильное его желание читалось без особых усилий в его глазах, когда мужчина смотрел на Пайпер так тепло и заботливо, словно знал ее всю свою жизнь. Побудь со мной еще немного.
Откинув капюшон, Джей предстал в свете поднявшейся ярко-желтой луны красным и сильно распаренным. Его волосы были взъерошены и неопрятно раскиданы в разные стороны. На руках, которые, к счастью, были спрятаны под курткой, пульсировала в вздувшихся венах кровь.
Громко дыша, Джей с присущей ему хитростью приблизился к Пайпер и, не стесняясь, положил свою руку ей на плечо, тем самым приобняв девушку. Молчаливо храня и только подстегивая интерес, он повел Пайп в сторону, с которой пришел сам, уводя красавицу все дальше от скамейки.
У меня есть одна замечательная идея. - коварно произнес своим австралийским акцентом Джексон, когда они вдвоем вышли из больших решетчатых ворот городского парка.
Молодые люди так и стояли рядом, Джей не мог отпустить ее плечо, а Пайпер, наверно, не понимала, куда он ее ведет.
Тебя я не отпущу никогда, даже если ты будешь против. Всё. Я хочу так.

---Квартира---

Отредактировано Jackson (2013-05-03 23:12)